Творческая пятилетка Михаила Ландбурга

Израильский писатель Михаил Ландбург с завидным постоянством выпускает в год по книге. Во всяком случае, в последние пять лет. Книги, близкие по духу, по пафосу. По методам творческой реализации.

Если говорить в целом и обобщать, то это современная, тонкая, психологичная проза, со своим графическим исполнением текста, динамичным музыкальным ритмом, особым симфоническим звучанием, где каждая фраза воспринимается, с одной стороны, как аккорд, а с другой – как мазок художника-импрессиониста. При этом постоянно ощущаешь, что писатель повествует о событиях, очень близких нам по времени, по переживаниям героев, по тем коллизиям, которые и сегодня не исчерпаны, и еще долго, если не всегда, будут заполнять нашу жизнь. Но это не просто внешний антураж его прозы. Это системообразующий элемент художественного осмысления жизни, органично вбирающий в себя общее и частное, позволяющий ставить серьезные философские вопросы через внутренний мир немногочисленных персонажей его произведений. Всем им свойственно то общее, что можно назвать камерностью, лиризмом. Но это не близнецы-братья. У каждого свой характер, свое понимание судьбы, индивидуальное восприятие смысла жизни. Взять, например, роман 2016 года «ПРОСТИ МЕНЯ, СЫН».

Как мне кажется, автору удалось талантливо показать и трагизм, и обыденность израильской жизни одновременно, напомнить о тех неоднозначных процессах, которые происходят в душах и головах людей, участников войны, их близких, друзей, знакомых.  Главный герой Шон получился по-настоящему драматической фигурой с его острым внутренним разладом, метаниями, переживаниями и философией, ведущей в тупик, потому что она противоречит естественному ходу жизни.  Так мне показалось. Не зря он остается один, теряет любимую женщину Лину. Впрочем, это не финал. В романе вообще нет финала, развязки. Герой ищет выход. Жизнь, какая она ни есть, продолжается. Война тоже не за горами. Да и название романа, если я правильно понял, оставляет повод для раздумий. «За что» должен простить сын? За то, что родится, или за то, что не родится?

И, правда, интересно…

А вот уже роман с оригинальным названием «У-У-У-У-У-У-У-Х-Х», 2017 год. Первая мысль после прочтения книги была о том, что роман органично вписывается в параметры исповедальной прозы, того плодотворного художественного течения, возникновение которого в русской литературе традиционно связывают с началом 60-х годов прошлого века. Откровенность, искренность интонации, рефлексирующий герой, не лишенный в то же время ироничного взора на окружающий мир, попытка философского взгляда на жизнь, личностная организация текста – все это присутствует в романе. Стилистически точен и выбор названия. У этого «У…х» своя многозначность и многомерность. Это и вдох, и стон, и удивление, и восхищение, и разочарование, и сомнение, и обобщение, и, наверное, что-то еще… Автор умело и в меру пользуется психологическими оттенками   слова в зависимости от контекста, в то же время в его употреблении нет навязчивости и назойливости.

Внешнее время в романе движется медленно или вообще стоит на месте. Зато время внутреннее пульсирует нервно и напряженно. «Поток сознания» главного героя, которого зовут Ами, словно своеобразная мясорубка перемалывает события, впечатления, воспоминания, анализирует, сопоставляет, оценивает. Хотя узнаваемых персонажей в романе не так уж много, возникает ощущение его густонаселенности.  Возможно, потому, что действие происходит на фоне большого города с его особым ритмом. И Михаил Ландбург это сумел передать…

Настоящая жемчужина романа – образ Надин. Нет, это не тщательно выписанный портрет со множеством деталей. Это, скорее, штрихи к портрету. Но! Возникает цельное впечатление, характер. Мы как бы видим перед собой не просто очень привлекательную женщину, но глубокую, тонкую натуру. Мы угадываем в ней чисто женскую искушенность и опытность много пережившего человека, может быть, даже драму… И вот Ами, к которому пришла большая любовь. Кто он такой, главный герой романа? Судя по всему – человек творческий, талантливый, с разнообразными интересами, ищущий. В чем-то, возможно, даже не по летам, наивный. Но способный на глубокое чувство и имеющий иммунитет от цинизма. Он не «одинокий волк», бегающий от людей и замороченный навалившимися на него проблемами. Он открыт, привлекателен, контактен, оптимистичен. Не исключено, что он смотрит на мир через розовые очки… Действительно. Он наивен, он немного романтик, немного мистик, фантазер. У него поэтическое восприятие жизни, хотя его стихов мы не знаем. Он вообще не говорит о них конкретно, мы узнаем о том, что он публикуется, как бы «случайно». Со слов профессора, который следит за его творчеством.

Из мозаики постепенно складывается картина. Неоднородная, пестрая. И все-таки цельная. Встречи, диалоги. Переживания. Сентенции. Вот одна из них, которую рискну назвать доминирующей для понимания мироощущения героя и романа. «Уже поздно возвращаться назад, чтобы все правильно начать, но еще не поздно устремиться вперед, чтобы все правильно закончить». Никогда не поздно? Это вопрос на засыпку.

Ами сомневается, размышляет. Встреча с Надин переворачивает его жизнь на данном этапе. Но мне лично кажется, что Надин как музыкант, как профессионал, глубже и тоньше, сильнее, чем Ами, как поэт. И как человек она серьезнее, основательнее, чем Ами, чувство которого не лишено экзальтации. То есть, мне думается, что с Надин у него ничего не получится, что она ему просто (пока) не по зубам. Впрочем, это не окончательный приговор. Ведь в жизни возможно всякое. Не зря в финальном аккорде романа, в этом самом «У…Х» звучит не только сомнение, но и надежда…

К слову, любовь в романах да и во многих новеллах писателя  – это не фон, на котором происходят более весомые события. Практически это главное в жизни героев Михаила Ландбурга, ее движущая сила, барометр ее успешности или неудачи. И еще один штрих. Женщины в текстах писателя, как правило, более цельные и глубокие натуры, чем мужчины. Хотя, возможно, это только так кажется. Потому что герои романов М. Л. – это не застывшие фигуры, это люди, которые находятся в становлении, в развитии.

Еще более выразителен как личность главный герой книги «ДРУГОЙ БАРАБАН», которая вышла в 2019 году. В центре повествования Амос, молодой человек, начинающий писатель, в душе и голове которого, словно в разогретом котле, кипят мысли о жизни, о собственном предназначении, о любви, чести, человеческом достоинстве. Не всегда это называется и произносится, но чувствуется в самом настроении героя, его репликах, направленности его размышлений.

Он ироничен, у него проявившийся еще в детстве непростой, самостоятельный характер. Именно тогда в нем стало формироваться понятие собственной «особистости», так называемой особой группы крови. Впрочем, какими-то необычными качествами в этом отношении герой не наделен, многое в его характере типично для творческого, самостоятельно и критически мыслящего молодого человека.

Мы застаем Амоса в самом пекле творческого процесса. Начало романа – интенсивное, нервное, эмоциональное. Он недоволен собой, своей прозой, всем миром. Это его нормальное состояние. Различные пласты повествования как бы перетекают один в другой, сталкиваются словно льдины. Вот «муки творчества», а вот уже история о настройщике, которая позже оказывается новым рассказом Амоса, но вдруг появляется парень из Газы, и я как читатель напрягаюсь, чтобы не потерять нить повествования. Потом герой как бы впадает в детство, и мы вдумываемся в непростой словесный период, рассказывающий о внутреннем взрослении человека, о его размышлениях и, пожалуй, важном для каждого из нас вопросе: как жить, по правилам или…

Ритм романа то и дело меняется, эффект «слоеного пирога» становится стилеобразующим элементом произведения. Действие порой заменяется рефлексией, воспоминаниями. Философскими рассуждениями. Не только главный герой, но и другие персонажи любят рассуждать о смысле жизни.

Философствует едва ли не на смертном одре папа героя. Сестра отца, тетя Рахель, – тоже по-своему философ. Не лишена мудрости квартирная хозяйка Амоса. Философствуют девушка Лиза и доктор-психиатр. Каждому есть, что сказать, у каждого что-то не «срослось» в жизни. Мама героя, перед самой посадкой в самолет произносит: «Жизни безразлично, что ты о ней думаешь, ей важно лишь то, как ты с ней поступаешь». Я не исключаю, что это и есть главная мысль, идея романа. Или одна из главных. Тут еще стоит вспомнить разговор Амоса с г-жой Матильдой. Она спрашивает о том, что ищут писатели и, получив вполне предсказуемый ответ, безыскусно итожит: «смысл жизни в самой жизни, нет жизни, нет смысла». С другой стороны, раскрывает идею романа доктор-психиатр, который справедливо считает, что попытки увернуться от уколов реального мира не срабатывают, и напоминает: «известны состояния людей, когда некоторых из них предпочтительнее не лечить…» А у Амоса, судя по всему, именно такое состояние.

Реальная жизнь Амоса проходит на фоне его творческих, философских, нравственных исканий. Особое место в ней занимают отношения с Хагит, трагедия которой – испытание не только для нее, но и для Амоса. Насколько я понял, Амос выдерживает это испытание, не отрекается от любимой, подтверждая свою особую группу крови. Конечно, обезноженная Хагит – это важный элемент сюжета, но по-человечески мне жалко, что автор так жестко поступил с этой славной девушкой, портрет которой получился очень привлекательным. Все кончается внешне благополучно, хотя и грустно. Амос получает новую работу, его рассказ будет опубликован. Он приходит к Хагит, и она не прогоняет его…

И все же роман оставляет чувство тревоги. Внутренне бескомпромиссный характер героя, его осознанный и неосознанный эгоцентризм, поиск параллельного мира, подспудное желание быть не таким, как все, самоощущение особой группы крови – все это не сулит спокойной жизни. И еще роман напоминает, что покой нам только снится, а все происходящее в мире давно не ново. Ново лишь то, что не происходит, – об этом тоже идет речь на его страницах. Какие-то ключи к ответам на поставленные в нем вопросы заложены уже в эпиграфах. И о том, что можно воспринимать жизнь как сплошное чудо, а тот, кто идет со всеми не в ногу, может быть, слышит другой барабан… Эта мысль четко сформулирована в названии книги.

Романный цикл Михаила Ландбурга в 2018 году был как бы разбавлен книгой новелл «СЛЕДЫ». Здесь мы видим разнообразие героев, жизненных коллизий, многие из которых по своей насыщенности тоже вполне тянут на романное действо. Интересная особенность: однозначно выделить что-то главное, обобщающее, в героях этих новелл не просто. И, наверное, невозможно. Потому что даже достоверно понять, что это за люди, тоже не получается. Нормальные или не совсем? С изюминкой, с сумасшедшинкой, странные, выбивающиеся из общей массы? Или совершенно обыкновенные? Здесь сразу возникает соблазн как-то вывести их за рамки этой самой массы, среды, записать в элиту, приписать им этакое глобальное диссидентство, противопоставить серому реальному миру… Это можно сделать, но что-то сдерживает. Потому что это не так.

Действительно, герои Ландбурга – не серые, примитивные личности. Но в принципе – это обычные люди, которых автор застал в общем-то обычных житейских обстоятельствах, иногда и нелегких, подчас трагических, драматичных, но от которых в нашем мире никто не застрахован. М. Л. умеет выявлять и высвечивать эти обстоятельства, делает это внешне просто, тонко и естественно, как бы само собой разумеющееся. Швов не видно.

Особая печаль разлита в его прозе. Печаль о зря и пусть даже не зря, но все же прожитой жизни, об утраченном времени, несбывшихся надеждах, неосуществленных желаниях, не сложившихся отношениях; явной и скрытой боли. Его герои, как правило, обрисованы несколькими едва уловимыми штрихами. Но они не невидимки. Мы чувствуем их пульс, их живое дыхание. Подчас это просто мужчина и женщина, иногда надоевший приятель, нередко поэт, художник… Среди персонажей новелл редко встречаются (мне во всяком случае никто не запомнился) удачливые, состоявшиеся, признанные люди. Но это не парад неудачников. Такова жизнь – как бы напоминает М. Л., но не говорит это напрямую, открыто и навязчиво. Вольно или невольно мы вынуждены признать: да, такова жизнь и от этого некуда деться. Здесь нет социальных конфликтов, ярко выраженных примет времени, живописных описаний природы. Вот, например, открывающая книгу новелла «Сыплются, падают семена» с многозначным эпиграфом «Бесполезно, если не был, и не важно, если был» – от литовского поэта Йонаса Стрелкунаса.

Героиня выходит на пенсию и внутренне как бы попадает в другой, непривычный, мир. И сразу возникает ощущение пустоты. Все позади. А что впереди? Все смутно. Одиноко. Непонятно. Тоскливо. Ей хочется остановить время. Но это невозможно. Она идет «послушать море», но вряд ли и это ее успокоит. Как и философские хокку Мацуо Басё, которые несколько навязчиво и театрально читает ей первый встреченный на прогулке мужчина. Возможно, такой же одинокий и неприкаянный. В реальности это можно было бы считать, по меньшей мере, странным, театральным, постановочным. Но в ткани прозы М. Л. воспринимается совершенно естественно, психологически оправданно. И звучит в конце концов как финальный аккорд:

«Цветы увяли,

Сыплются, падают семена,

Как будто слезы…»

Невозможно ни продолжить, ни начать сначала. Как в настоящей, реальной жизни.

– Простите, я устала. Я ухожу. Считайте, что я умерла, – говорит она…

Проза М.Л. – музыкальна и поэтична – и по графике, и по внутреннему ритму. Не зря ее уже кто-то сравнивал с верлибром. И не зря многие герои его новелл творческие люди. И очень часто читают стихи. Скорее всего, не очень хорошие, как это бывает на самом деле. Потому что хорошие стихи и в жизни случаются крайне редко, к сожалению. И сами поэты, типа героя новеллы «Мой друг Нестор», конечно – не самые выдающиеся, продвинутые, успешные. Это, скорее, странноватые неудачники. Таков, например, и Давид из новеллы «Пиво, стихи и зеленые глаза», одинокий, немного чокнутый, для которого смерть любимого кота – глобальная личная катастрофа. У каждого, впрочем, своя тяжесть в душе. И его собеседник, от имени которого ведется повествование, предлагает не верить в эту смерть, как сам не верит в уход любимой девушки, который произошел тридцать(!) лет назад… И, представьте, он все еще помнит. И у него все еще болит… Значит ли это, что М. Л. предлагает жить иллюзиями, фантомами, в выдуманном мире? Мне кажется, что и здесь, и в других текстах он ничего не предлагает, он просто показывает – искусно, ненавязчиво, деликатно – что это бывает. И как это бывает. И как печально, что это так…

«Бледная лягушка» – грустная обыкновенная история о мужчине и женщине, которым уже нечего делать вместе.

«Чушь собачья» – на мой взгляд, одна из лучших новелл сборника. Здесь тоже о мужчине и женщине. Но как!!! Через эпизод, через как бы замочную скважину, на двух страничках текста раскрывается целое романное действо, целая жизнь и ее финал, и характеры. И душа. Та, что болит.

«– О чем твои песни? (спрашивает она).

– О Боге, о жизни.

Женщина покачала головой.

– Я часто думаю о Боге и о жизни, – сказала она.

– И что же ты думаешь о Нем?

– Всякое…

– А о жизни?

– О ней лучше помолчать…»

Да. Лучше помолчать. Потому что трудно сказать что-то, когда все так быстротечно, необратимо. И так грустно в финале – об этом же «Он был, она была», «Проголодался» и другие новеллы.

Впрочем, в новеллах М. Л. масса сюжетов, жизненных коллизий. Это как бы осколки, каждый из которых реально отражает кусочек жизни. Вот, например, новелла «Следы», давшая название сборнику. Незамысловатый сюжет о молодом человеке, ищущем работу и пытающемся поговорить по душам со случайным прохожим, присевшим рядом с ним на парковую скамейку. Он говорит и спрашивает. И размышляет… Пока не выясняется, что ответа ждать не стоит. «Прости, приятель, я с рождения немой», – охлаждает его пыл не состоявшийся собеседник.

Куда же ведут «Следы»? В прямом смысле – в никуда, как это обычно бывает. Но в метафоричном, художественном, – в метущуюся душу вечно неуспокоенных людей, даже тогда, когда им кажется, что все позади.

Художественному исследованию сопутствующих обстоятельств, думается, и посвящена большая и малая проза Михаила Ландбурга. Он не ищет причин, социальных критериев, истоков. Он не рисует страстей. Он, скорее, бытописатель души, если так можно выразиться. Мастер психологической новеллы, где нет лишних слов, а смысл, настроение открываются в интонации, в обрывочной фразе, даже в паузе. Он не изображает антураж, природу. Декорации условные, почти театральные. Но он заставляет читателя каким-то таким чудодейственным образом вникать в жизнь своих героев, слушать их. И одновременно читателю как бы предлагается и о себе подумать. Ведь все так бывает похоже… Иногда он это делает с юмором, иногда с иронией, иногда с осуждением. Иногда с чувством нескрываемого сочувствия и трагизма.

Вспоминается новелла «Мужчины», в которой старый и малый, дед и внук, глубоко одиноки и несчастливы, потому что рушится целый мир, их единственная на сей час опора, жена и бабушка, уходит из жизни. «Она была старая женщина, и теперь умирала»… Она лежала в темной комнате, и старик с мальчиком нарисовали желтой краской на потолке прямо над кроватью большое лучистое солнце. А потом зажгли электричество.

«За окнами была ночь.

В городе была ночь.

Во все мире была ночь.

В комнате, где лежала старая женщина, было солнце.

Женщина, которая была очень старая и теперь умирала, смотрела на солнце и улыбалась…»

Это проза? Но, может быть, и поэзия. Впрочем, неважно… Главное в том, что, когда «во всем мире ночь», даже от нарисованного солнца жить и умирать становится легче…

И снова роман. Уже образца нынешнего 2020 года – «ГЕРАНЬ ИЗ ГОНОЛУЛУ». Сейчас, когда я пишу эти строки, на календаре конец сентября, роман я читал во второй половине августа и до сих пор не могу отделаться от мысли и чувства, что передо мной своеобразный репортаж с места события. Сначала он звучал во мне в каком-то размеренном ритме, я даже непроизвольно торопил действие. Но потом все стремительно закружилось во времени, насыщенное до предела романное пространство книги стало превращаться в сцепление судеб почти что и в самом деле существующих людей. Людей, которые живут именно сейчас, в реальном времени и пространстве, в эти жаркие для Израиля дни. Возможно, даже вам удастся их встретить на улице Аленби в Тель-Авиве или в городе Реховоте, или на пути в аэропорт Бен-Гурион… На их жизненные планы тоже влияет пандемия, они тоже надеются, что злополучный вирус в конце концов отступит, они с нетерпением ждут, когда откроется израильское небо, и они смогут вернуться. Вернуться не просто в город Вильнюс, где живет один из героев, а в свою молодость – после бесконечной сорокалетней разлуки. И все начать сначала… Так бывает? Роман Михаила Ландбурга, собственно, об этом – о поисках утраченного времени, о возвращении к себе. О пронесенной через всю жизнь, а сорок лет для человека – это фактически вся жизнь, любви… И, хотя финал у этой истории вроде бы благополучный, мной она, как и другие вещи писателя, ощущается немного печальной и грустной. Ничего не проходит бесследно и безнаказанно. Поэтому мне кажется, что главные герои этой книги сами по себе люди очень симпатичные, искренние, одаренные, – по большому счету, многое как бы проиграли в своей жизни.

На первых страницах книги, а повествование здесь ведется от первого лица основных героев, мы знакомимся с 62-летним Ионой Бером – известным, преуспевающим режиссером, приглашенным из столицы Литвы в один из театров Израиля поставить пьесу драматурга Леона Горлицкого. В принципе, ничего особенного. И поначалу действие, как, напоминаю, и в других романах автора, развивается очень уж постепенно или вообще не развивается. И обрастает массой как бы второстепенных деталей, изображать которые Михаил Ландбург умеет весьма искусно. Тут и сцена репетиции, и дерзкий разговор с директором театра, и обеспокоенная душевным равновесием Ионы ассистентка Сильвия, и история однорукого соседа по гостинице, который, помимо всего прочего, озабочен тем: умирают ли от инфаркта мухи?.. И в то же время параллельным и на порядок более интенсивным потоком живет внутренняя память Ионы, то и дело выкидывая его на дальние и ближние берега прошлой жизни.

Путешествие в прошлое в варианте Ионы Бера – очень небезобидное занятие. Все там переплелось и смешалось. Иначе с чего бы этот преуспевающий, успешный человек так бы метался по лабиринтам своей памяти, то и дело обжигаясь и рефлексируя…

Вот он возвращается далеко-далеко назад. «Мои годы учебы на театральном факультете консерватории были наполнены поисками того, во что мне  следует верить, кому мне надо бы верить, чему мне необходимо верить», – припоминает Иона, не утверждая, впрочем, что этот затянувшийся на всю жизнь поиск увенчался успехом. Возможно, что этот поиск и составляет главное содержание всякой нормальной жизни. Что кстати подтверждают и другие романы Михаила Ландбурга.

В театре Иона узнает, что Леон Горлицкий, пьесу которого он ставит, тяжело болен. Они успевают встретиться в больнице всего один раз, но именно эта встреча становится своеобразной завязкой романа, его пространство сгущается и очень хочется посмотреть в конец: а чем же, однако, все это кончится? Что же происходит?

Сначала – наполненный трагическими реалиями разговор. Не о пьесе, а о жизни и смерти. В какой-то момент Горлицкий достал две фотографии. На одной была изображена дочь Дафна, а на другой его мама – в молодости. Взглянув на нее, Иона «Вздрогнул. Оторопел. Оцепенел. Смутился…» Ну и так далее. Он испытал всю соответствующую моменту гамму чувств, потому что с фотографии на него смотрел, словно возникший из небытия, самый дорогой в мире человек. Не забытый и не забываемый. Ни на минуту, ни на миг. Это была Лора. Его Лора. Которую он нашел сорок лет назад. И потерял сорок лет назад.

Не буду вдаваться в детали. Кому интересно, а это интересно, потому что это жизнь, советую читать книгу.

…А счастье действительно было так возможно! Ей было двадцать, ему двадцать два. И все у них было серьезно и по-настоящему… И я только на миг споткнулся, когда дошел до этих страниц в книге. Я подумал о том, что здесь писателю Михаилу Ландбургу было бы очень легко свернуть с драмы на мелодраму, сделать Леона сыном Ионы и Дафны его внуком… Но опытный мастер благополучно обогнул этот рискованный сюжетный риф, возможно, даже не подумав о нем. Ведь он писал совсем о другом. Он, как я полагаю, писал и написал книгу о том, какая это непозволительная роскошь – делать в жизни ошибки, которые делать вовсе необязательно. И как поздно иногда приходит прозрение.

Словно сквозная рана все эти сорок лет истязали их мысли о друг друге, о разлуке, о невозможности забыть свою любовь. Жизнь никому из них не предоставила никакой стоящей компенсации. Иона хотя и стал известным режиссером, но остался одиноким, комплексующим, измученным воспоминаниями человекам. Лора тоже ничего не забыла. Это только со стороны казалось, что у нее провалы в памяти. Она побывала замужем. Совсем недолго. Всего несколько недель, кажется. Она не смогла больше отдавать свое тело нелюбимому человеку. Это казалось ей предательством по отношению к Ионе. Почему же она ушла от него? Потому что в какой-то момент не поверила, что у них есть будущее. Ведь молодой и честолюбивый Иона принадлежал не только ей, но и профессии, в которой надо было еще самоутверждаться, и он главные для них решения оставлял на потом, а ей хотелось все и сразу. И вот однажды она просто сбежала, исчезла, буквально испарилась, оставив лишь письмо-исповедь. И никаких реальных следов. Иона очень быстро понял масштабы постигшей его личной катастрофы. Но ничего не сделал для того, чтобы найти Лору, вернуть ее. Хотя в двадцатом веке трудно человеку затеряться бесследно.

Страницы романа заполнены описанием искренних переживаний героев. Пассивных переживаний. И беспросветного ожидания, что вот-вот что-то само по себе произойдет, изменится. В этом их ошибка и вина друг перед другом.

Дафна: «Спит бабушка Лора плохо – всё прислушивается, не звонит ли телефон или не стучат ли в дверь. Можно подумать, что она ждет кого-то…»

«Мне всегда хотелось стать счастливой немедленно, – однажды призналась бабушка Дафне. – …Знаешь, в мире многое устроено неразумно…»

Думается, с этим не станет спорить и Иона. «Подобно миллионам мужчин и женщин, вступающих в поединок со Временем, – размышляет он в другом месте, – мне пришлось признаться в том, что все же последним смеется Время. Остановить, приобнять, призвать на свою сторону Время не удавалось, как и не удавалось объяснить себе почему я… в жизни собственной чего-то не доглядел…»

Да, Прокрустово ложе времени только сжимается… Иона это чувствует особенно остро. И понимает: ту настоящую, потерянную любовь заменить невозможно. Все, что приходит взамен, – имитация, подделка. «Но разве нелюбовь не фрагмент жизни?» – спрашивает у него одна из случайных подруг. Он толком даже не отвечает на ее вопрос. Потому что давно знает цену разъятой на фрагменты жизни.

И когда они встретились, сорок лет спустя, и еще раз убедились, что этот колоссальный для человеческой жизни срок ничего не погасил в их душах, он уже не сомневается. И она тоже не сомневается.

«Мы глядели друг другу в глаза – зрачок в зрачок, словно пытаясь убедиться, что это на самом деле мы, что вновь обрели себя». И он дарит ей при встрече пять красных цветков герани. А потом достает старенькую записную книжку и торжественным голосом зачитывает: «2 марта 1980 года Лоре подарена красная герань из Гонолулу. Пять штук».

И дальше по тексту романа:

«Лора вскинулась:

– Сорок лет… В тот день я бы поверила, что та герань не то, что с Гонолулу, а, возможно, с самого Марса или Юпитера…»

Да и еще раз да. Любовь может заставить поверить во все – возможное и невозможное. И даже в то, что и через сорок лет все можно начать сначала. Вернуть утраченное время. Отыграть его у, казалось бы, проигранной жизни… И об этом тоже – написанный так живо и трепетно (а как же еще писать о любви?) – новый роман Михаила Ландбурга. И еще лишь одно, пока замечание. На этом творческая пятилетка писателя не завершена. Его новеллы, миниатюры, которые появляются в последнее время, по-прежнему свидетельствуют о высоком творческом тонусе писателя и привлекают читателей и почитателей умением заглянуть в самые глубины человеческого сердца…

 

 

Логин

Забыли пароль?