Будьте людьми!
(К вопросу о русской поэзии Беларуси)
Хлопцы, чьи вы будете…
Песня о Щорсе. М. Голодный, М. Блантер.
1
Не помню точно, как сформулировала просьбу учительница русского языка и литературы гомельской Школы-гимназии № 58 им. П.Ф. Гааза Лидия Ивановна Бегинина, но мы с Эммой Прибыльской согласились рассказать о современной поэзии в рамках «Сократовских чтений» её шестиклассникам – художникам и музыкантам – и по очереди приступили к работе.
Двух авторов – Виктора Шкляревского (1938) и Давида Симановича (1937 – 2014) – предложил мне могилевчанин Эдуард Медведский. Обсудили с ним массу других белорусских русскоязычных поэтов, но оставила я «своих» – для меня наиболее значимых: Вениамина Блаженного (1921 – 1999), Ивана Бурсова (1927) – на примере переводов Карлоса Шермана (1927 – 2005), Юрия Фатнева (1938), Александра Конопелькина (1952 – 2013), Беллу Сосновскую (ныне и присно и во веки веков), Геннадия Лопатина (1955), Эмму Прибыльскую (1958) и Диму Строцева (1963), представив их по старшинству и живучести.
Главная характеристика творчества практически всех вышеназванных поэтов – ажурность: тонкость, ювелирность, филигранность – узорчатая, сетчатая, сквозная, пронзительная поэзия… Интеллигентная – в лучшем смысле этого слова. Высоконравственная. Божественная.
Имя автора и даты назывались детям по прочтении всей авторской подборки. Т.е. упор делали не на имена, а на произведения. Когда ребята представляли стихи блок за блоком группой у доски, декламация звучала гораздо лучше, чем с места поодиночке (Ответственность выше? Чувство локтя?).
Очень важно, чтобы стихи читали сами дети – не обязательно наизусть, но пропустить их через себя, проговорить – для них архиважно. Самые сложные стихи и некоторые ключевые строки читала сама – повторно.
Эпиграфом взяла строки советского и российского поэта Андрея Андреевича Вознесенского:
Можно и не быть поэтом,
но нельзя терпеть, пойми,
как кричит полоска света,
прищемлённая дверьми.
Задача предстояла не из лёгких: при отборе материала меня то и дело тянуло на безусловно русских советских поэтов.
Определившись с «выступающими», набросала сценарий.
Предупредила ребят (сначала мысленно): аплодировать не надо – в крайнем случае, в знак признательности чтецам, можно потирать ладошки. Охотно откликнулись.
У Вениамина Блаженного выбираю стих про восьмиклассника, учительницу русского языка и бессмыслицу. Про отца, торопившегося на встречу с Богом и получившего отповедь:
А ты называйся Мною –
Величье тебе к лицу.
Про «мальчишеский Витебск» и сумасшедшего Шагала. Про Веню, маму и шубку (ненавязчивое напоминание о том, что легче любить весь мир, чем сделать добро собственной матери). Про странную «Девочку»:
Проходят дни и годы и века…
Ей хоть бы что – ни холодно, ни больно.
Про зайца с отрубленной лапой и про того, кто ничего не понимает:
И если есть у зверя ум, так это –
Союз природы с детскою душой.
[…]
И потому его минуют боли,
Что он с землёй и травами знаком
И лижет хвост – и шествует на воле –
И лижет мир шершавым языком.
На вопрос, кто герой стихотворения, девочка-музыкант, руководствуясь картинами Марка Шагала, уверенно ответит: «Козёл!»
К Шагалу от Вениамина Блаженного притягивается Шагал от Давида Симановича. Причём, вместе с Репиным, Пэном, Малевичем, Уновисом (что за зверь?) и Валерием Могучим.
Рассказываю о посещении мною выставки картин Марка Шагала из частных собраний мира в пизанском Палаццо Блю. Не менее, чем сам Шагал, поразило то, что итальянских школьников массово вели на выставку: оказывается, увидеть редкие полотна Шагала в детском возрасте итальянцу чрезвычайно важно! Тем более, что данная экспозиция неповторима!
Перед Давидом Симановичем проследовал «индеец чаруа» Карлос Шерман с семью сторонами света и легендой про кенти, «капельку радуги» (на языке кечуа), она же – колибри. Образец творчества Ивана Бурсова представляю в переводе с испанского, но делаю оговорку, что Бурсов сам по себе – превосходный русский поэт. Совершенно спокойно отказалась от великолепных детских стихов Бурсова.
Карлос Шерман – один из переводчиков на русский язык «Осени патриарха». В Буэнос-Айресе, на факультете романских языков университета, он общался практически со всеми классиками современной латиноамериканской литературы.
Читаем посвящение Д.С. Лихачёву:
В стеклянном шкафу отражается даль…
Неожиданно – резко: «Конец». Вот дети обрадуются! Ан нет:
И ударил забвения гул!
В красных листьях песчаное дно.
Следуем дальше:
…и уклейки заплывают в кельи.
Кто такие уклейки?.. В тему и весьма современно:
Без телевизора, без телефона
Стали заметнее ива, ворона,
Лёгкая рябь на реке.
В сценарии есть стих про мальчишку в белой рубашке, собак и собачника. Завершается шествие по земле в компании с Игорем Шкляревским стихом про дароносца и хулигана Девятченко Ивана, который я скорее назову деревянным, чем ажурным, но однозначно рекомендую школьникам.
Осторожно погружаю ребят в бескрайний и сложный мир поэзии Юрия Фатнева – Певца Русской Печали, язычника, найдя у него то главное, что хочу донести до благодарной публики:
Я собираю Родину по строчке,
Как первые подснежники в букет.
Юрий Сергеевич Фатнев – однозначно русский поэт, Number One не только в Гомеле.
Александр Конопелькин – самый ценный для нас с Эммой из нашего поколения – земной и небесный – поэт, считавший себя гомельчанином: Великий и Мудрый Капа с 1986, после Чернобыля, жил в городе Муравленко, на Ямале, и каждый его к нам приезд без преувеличения становился событием.
Мне пятьдесят…
Да много ль в этом чести?
Есть кое-кто,
Кому давно за двести, –
хотя для шестиклассника даже пятьдесят – возраст запредельный.
Капа никогда не кричал и не выпячивался. Он неизменно терпеливо ждал, зная себе цену:
голос
не всякому слышен
даже если отнюдь не тих
тихие имена
указывают на
то
что сделано теми
кто уже не отзовётся на них
мир – почти что война
если бы не имена
тихие
как воздух
которым дышим
Не скажу, что Капу мы прослушали, но проворонили – точно. Один из моих любимых стихов – «Снег»:
Стопу занося, как топор над сверкающей грядкой,
– Да ладно! – подумаешь – снег!
А подумаешь – снег…
О Капе я услышала сразу, лет сорок назад, но познакомила меня с ним в 2006-м Белла Сосновская – поэт, безоговорочно признанный знакомым с её творчеством поколением, представленный в небольшом коллективном сборничке «Гомель», упорно избегающий публичности и даже на людях предпочитающий оставаться в тени – вернее, прятаться за веером:
Светло и чисто. Чисто и светло.
Луна и снег. И светится подкова.
Из всех чудес себе взяла я слово.
Но и его молчанье унесло.
Год назад, тайком от Беллы готовя презентацию её стихов, я проиллюстрировала их графическими работами Лорки – невесомыми, нежными, тонкими, ёмкими – значимыми, как воздух и пространство, которыми насыщены те и другие. Проводить презентацию Белла категорически запретила.
Геннадий Лопатин – чудо, причём, вполне реальное, – которому страшно хочется соответствовать:
знаем что Божье Вознесение
и Божий Храм само цветение
и кажется что прихожане
красивые в своих одеждах
собою сад изображают
и этим небу шлют приветствие
и хочется им соответствовать
Когда-то я посвятила Геннадию Лопатину весьма поверхностное эссе, определив творчество самого религиозного из известных мне светских поэтов тремя словами: искусство, Бог, любовь, – заменив в лоркианском триноме «смерть» на «Бога».
За Геннадием Исааковичем следует Эмма Прибыльская со стихом «Живая», который я безоговорочно включила бы в школьные хрестоматии:
Кофе варит, пишет, шьёт, вяжет, вышивает –
оживает, нет: живёт – бабушка живая…
Замыкает шествие минчанин Дима Строцев (по образованию – архитектор, по жизни – как минимум – ещё и издатель). Всемирно известный и признанный при жизни поэт. С ним тоже меня познакомила Белла. Творчество Димы – как и сам он – широко представлено в Интернете, и на это стоит смотреть: Дима поёт и танцует свои великолепные стихи. Он был вхож в дом Вениамина Блаженного. В своей прозе Дима цитирует сказанные ему негромким великим поэтом слова: «Родина – здесь».
Но вернёмся к Диме:
…снилось мне: я верю в Бога,
да не верит он в меня…
И тут же – хулиганистые «мне снится что я авиатор…» и «мулики-манулики», которые я использую в качестве ловушки для резкого перехода к «левым да правым мальчикам кровавым», «нацепившим крестики звёздочки да свастики»:
да налево улица
а направо звонница
пробежала курица
проскакал конница
пронесли убитого
провезли отпетого
богом не забытого
солнышком согретого
в половине пятого
это младший брат его
старшего убитого
мальчики несут его
дерево качается
голова не кружится
это только кажется
что они натешатся
свечечка не тушится
Позволяю детишкам запить пилюлю стихом про дочку:
Речка-лодочка-судьба-ласточка-стрела, –
и «добиваю» Велимиром:
Хлебников – наш учебник,
собор трав лечебных.
Только нас не любили –
учителя убили.
Мы, дети, собираем жуков,
глядь: дядя В. Хлебников.
Мы к нему ручьи: Велимир!
А он молчит: Будьте людьми.
Вот такой неожиданный переход от влюблённого в «птицу с маленькой головкой лугового цветка» восьмиклассника Вениамина Блаженного – к «учителям-убийцам» и «Будьте людьми!» от Димы Строцева.
В восьмом классе литературу мне преподавал Григорий Львович Старосельский (я об этом часто рассказываю). Помню две врезавшихся в память фразы, которые «догоняла» позже:
Она не родила, но по расчёту
По моему должна родить.
Здесь учитель делал многозначительную паузу и обводил взглядом класс: кто реагирует. В обоих случаях реагировал лишь второгодник Саша Холопенко:
В уединённой тишине
Давал уроки при луне…
Говорю своим внимательным слушателям, что любила всех без исключения учителей. И каждый научил меня чему-то. И никого из вышеозначенных поэтов учителя не убили.
Интересно, что в обоих классах дети спокойно декламировали: «Учителя убили». А я-то, наивная, боялась, что они будут в шоке от слов: «учителя убили»!
Разумеется, умалчиваю о том, что один мой повзрослевший ученик (Паша Данильченко) сказал: «Только Вы нас и любили!», – а его одноклассник (Максим Медведев) подписал кассету с записью альбома «Мамина пластинка»»: «Ольге Ивановне – от любимого ученика». (К слову, благодаря именно этому классу мой муж называл меня «матерью гомельских диск-жокеев».)
И утешаю себя мыслью, что если наши будущие художники и музыканты сейчас не всё из нашего посыла поняли, то непременно «догонят» в будущем.
На переносном стенде мы разместили книги современных русскоязычных авторов и внушительных размеров каталог с пизанской выставки Марка Шагала.
2
Эмме предстояло дополнить избранные мною стихи образами. От музыки отказались, хотя был соблазн взять как минимум широко представленных в Интернете Конопелькина и Строцева.
Хорошие стихи обычно слушаю с закрытыми глазами – во избежание визуальных помех и с целью увеличения концентрации собственно внимания. Мы же собрались обрушить на шестиклассников мощный, хоть и ненавязчивый, видеоряд, с не менее мощной непрерывно звучащей поэзией.
Для взрослых мы делали несколько литературно-музыкальных композиций с участием профессионального аккомпаниатора и певицы, но – без видеоряда.
Лет в сорок я начала изучать язык эсперанто. Михаил Петрович Мандрик, оплативший свою любовь к международному языку десятилетней отсидкой, приносил на занятия картинки, и я, старая тётка, на собственной шкуре прочувствовала роль на уроке наглядности, о которой неизменно твердила мама-учительница и методисты в вузе.
Комментарии к видеоряду – Эммы Прибыльской:
– Мы решили сделать презентацию, задействовав не только слух, но и взор. Подхватила Олину игру: автор – не известен, звучат стихотворения, а мой видеоряд – это связанные с ними ассоциации.
Радостно вчиталась в «бессмыслицу», и в качестве бабочки привлекла голубянку серебристую – благо, в стихотворении упоминалась серебристая пыльца на крыльях. Нашлась и птичка с изумрудными глазами и березовым оперением – из семьи лазурных, проживающих в Йеллоустоунском заповеднике.
Когда я ещё как бы ничего не знала об авторе, почему-то притянулись картины Марка Шагала: «Смерть» и старый еврей с бородой, который тащит мешок-дом – «Воспоминания», а ещё – «Над Витебском» и райские трубы – «Триумф музыки»…
Следующее стихотворение – про мальчишеский Витебск. Задним числом выясняю, что угадала: детство и ранняя юность поэта прошли по соседству с домом Шагала. Поэт не столько вдохновлялся видом родного города, сколько отобразил творчество художника-земляка в своих стихотворениях: картины «Фантастическая повозка с лошадью» и «Синий скрипач».
На стихотворения «Холода» и «Девочка» тоже прекрасно ложились картины Шагала – воспоминанием о детстве. Что-то глубоко общее ощущалось с духовным миром Шагала. Взлётность. И та же девочка – не только любовь, которая поднимает – светлая ангельская любовь. Девочка с веслом предстала «Ангелом с мечом». Чистая, строгая, не от мира сего – над миром.
«Холода» проиллюстрировала картиной – воспоминанием о Витебске: художник-великан на заднем плане, с выпачканными в краску ладонями, перед которым проносятся зима, луна, снега, кони, сани, курицы, старушки, дети…
«Заплачьте и вы над моими стихами…» – тоже идеальное совпадение с Марком Шагалом: «Автопортрет». Картина – для стиха или стих – для картины?!
«Есть тот, кто ничего не понимает – Ребёнок или зверь…». Подбираю много разных добрых шагаловских зверей: романтическую голубую лошадь, корову под зонтиком и великолепную маму-козу.
Вениамин Блаженный – наш первый автор. Показательно то, что печататься он начал достаточно поздно, хотя его стихи были широко известны. Первая книга вышла, когда поэту было 70 лет. Писать надо хорошо, а не как можно раньше предпринимать вылазки на литературный Олимп. Долгий медленный свет – на всю жизнь. Есть финская пословица: «Никто не спросит, как долго делал, а спросят, кто делал».
Три фото Вениамина Блаженного. Получил-таки признание – не только в конце жизни. Останется в вечности.
«Стороны света» – две обложки одноимённой книги, которая вышла в Чили на испанском языке, а должна была выйти там же ещё на двух языках – кечуа и мапуче. Не вышла по техническим причинам.
Вторая книга издана в Беларуси на четырёх языках. Автор: Карлос Шерман. Фото на обложке – из латиноамериканского детства. Фото в зрелом возрасте. Портрет переводчика книги на русский – Ивана Бурсова. Птичка кенти из индейской мифологии проиллюстрирована изображениями колибри: взлетающей в синее небо и порхающей на фоне зари.
Мать рассказывала Карлосу легенды. Сам он с детства проявлял интерес к индейцам, в частности, к исчезнувшему племени чаруа. Будучи журналистом, писал о проблемах коренного населения Латинской Америки.
Стихотворение «Я – из Витебска» иллюстрирую буквально построчно упомянутыми автором художниками и конкретными картинами.
«Осенний букет. Портрет дочери». У Репина была дача под Витебском.
Юдель Пэн – учитель Шагала.
Марк Шагал – «Художник над Витебском».
Казимир Малевич – «Супрематизм» с чёрным квадратом в виде знамени, хоругви.
Один из проектов Уновиса – «Эскиз витебского трамвая к 1 Мая» с абстрактной композицией на борту. Хотелось разместить материал про бой обоям, но не позволил размер текста – инструкции по украшению стен жилищ: на голых бетонных стенах – отдельные цветные пятна, геометрические фигуры в прихотливых супрематических композициях.
Реклама современного арт-пространства в Витебске. Пространств много.
Валерий Могучий – скульптор, успешно работающий в Америке. Автор памятника Марку Шагалу со скрипкой у Дома-музея Шагала.
Дом-музей – новодел, но так он выглядел раньше. Дом популярен у витебчан, склонных к живописи и литературе. Здесь расположены мастерские художников.
Витебскую скрипку Шагала проиллюстрировала – по максимуму – скрипками. Жаль, нет в стихах виолончелей.
Скрипки – синие, зелёные… Мужчины, женщины – летают над городом и в облаках, сидят, пляшут…Раскрепощённая скрипка. Все картины называются “Violinist” (скрипач, скрипачка). Все скрипачи разные, одежда, инструменты, композиция и позиция – разные.
Давид Симанович – имя поэта. Имел отношение к бардам. Почётный гражданин города Витебска. Есть памятник и мемориальная доска на доме, где он жил. Город благодарен земляку. Нам очень хочется, чтобы в Гомеле точно так же – или хотя бы установлением памятного знака – отдали дань уважения Александру Конопелькину, считавшему себя гомельчанином, поскольку как личность он сформировался именно здесь.
Следующий стих требовал обращения к фото С. Д. Лихачёва на фоне шкафа со стеклянными дверцами, а заодно выяснения, какое отношение имеет автор к академику. Была приятно удивлена: С. Д. Лихачёв высоко оценил работу поэта, связанную с исследованием и переводом на современный русский язык «Слова о полку Игореве», и, более того, назвал его творчество народным достоянием. Захотелось прочесть работу «Читаю “Слово о полку”». Иллюстрировала стихи графикой из книги. Задел меня автор – поскольку много писали о якобы подделке, но «Слово» – не фальсификация. Такое подделать нельзя.
Эти два человека нашли друг друга. Их объединяло трепетное отношение к истории, к истине, к исторической реальности. Контекст. Достоверность. Какие-то мелочи, которые впитываются из воздуха, тебя окружающего. Из пальца такое не высосешь. Характеризуют эпоху.
Ясна роль в видеоряде реальной сороки…
«Конец». Жёсткое стихотворение для школьников. Почему? В связи с чем написано? Выяснилось, что стих – из первого сборника, «Фортуна», вышедшего в 1968 году за пределами Республики Беларусь, в Москве. Иллюстрация фатума: такая бывает судьба у человека. Кто-то попадает на крючок – картинка: рыбка на крючке, катушка с леской – Колесом Фортуны.
В этом авторе интересно то, что он лаконичен. Скупыми средствами передаёт мысль. Впечатляет простота и ясность.
Не всегда мы в силах изменить свою или чужую судьбу. Мальчишеский протест, бунт, реальное действие – по восстановлению справедливости к братьям нашим меньшим. Причём, со счастливым концом. Спаслись собаки. Ассоциации – с древностью, былинностью – Серым Волком, Всеславом Чародеем, Есениным – с душой – зверем – травой. Природные души.
Лирические стихи Игоря Шкляревского мне более созвучны. Нет жёсткости, лаконичности – есть внимание к деталям. Плоскость – сочетание зеркальной плоскости, объём, зеркальная толща. Те же золотые круги по воде – и ничего удивительного в том, что в качестве иллюстрации я использовала «Глаза воды» – название сборника и фильма, статьи «Золотые глаза по воде». На этой странице более всего мне созвучно: «О, водопады Синей Калевалы!» – и знакомая до боли станция Чупа. «Золотая блесна»: угадала!
Автор закончил школу в Могилёве в 1956 году, 10 «Б» класс. Картина 50-х годов Л.Л. Лукониной-Овчинниковой «У доски» иллюстрирует «деревянные» стихи.
Лично для меня творчество Игоря Шкляревского стало в определённой мере открытием. Обнаружились две мощных темы соприкосновения – Слово, миф, история, – и Лес, вода, природа. Даже Калевала! Даже Карелия!
Далее стихи и иллюстрации были просто – знакомы, равно как и их автор. Картинки подбирала буквально дословно: подсолнух и птичка под дождём, ворона и иней, одинокий путник-карандашик на снежной целине, ворон с обложки книги «Птицы ночи». Подснежники с жёлтыми тычинками, лес на заднем плане, талый снег – на переднем. Жеребёнок и мальчик – и много Юрия Фатнева.
Следующий автор жил и работал в городе Муравленко. Выпускал книги в своём «Муриздате». Картинки из его книг взяла. Снег проиллюстрировала зимними видами города Муравленко. Автор стихов – легенда Грушинского фестиваля и Кольского бугорка Александр Конопелькин.
За Беллой Сосновской следует Геннадий Лопатин с обложками книги «Около облака».
Стих «Живая» – рядом с фотографиями бабушки, меня-десятиклассницы и картиной – символом цветущего быта: пионами в вазе на чайном столике с кружевной скатертью. Классическая ситуация: дом – полная чаша. Хочется в романтическую даль. И всё сбывается. Но всё равно дом – как магнит. Возвращает. На время – в пространстве географически или чисто виртуально. Гавань. Точка отсчёта. Все правы – кто уехал и кто не удерживал. Права связь в пространстве и времени, которая осталась, которая питает, хотя, может, и дома того нет, и человека того нет, но внутри в душе всё это есть и будет.
Бабушка – учительница истории. Финка. Автор учебника «Младшим школьникам о Карелии». Её заслуга – то, что я с детства прониклась «Калевалой» И заслуга станции Лоухи. Бабушка связала мою реальную родину – со сказочной, былинной, мифологической основой; свела воедино сказку и жизнь.
Стихи Димы Строцева – страницы книги к двум аудио-альбомам «Убогие стихи». Книга нарисована от руки художницей. В подражание Велимиру Хлебникову.
Хулиган. Интересно, что «я авиатор» проиллюстрирован графической работой друга Велимира – Петра Митурича, рисовавшего стихи. Художника, который был женат на сестре Хлебникова. Загогуля, графический мотив отражает творчество Хлебникова. Я увидела в символе-творчестве Хлебникова Димин ераплан.
Кроме того, беру грифа – «Птицу» от Хлебникова, и автопортрет. Добавляю «Кузнечика»:
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
Ручьи – деревня, где первоначально был похоронен Велимир Хлебников. В Новгородской области. В 1922 году. В Доме-музее проводят фестиваль. Ручьи у Строцева – не просто так.
Дима свои стихи пляшет, поёт. Ассоциируется с шагаловской скрипкой. Сам себя «иллюстрирует». Стихи хорошие + прекрасный автор-исполнитель. Представляя их сам, обогащает – мощно. Моноспектакль, Поэт-Театр – равно как и Конопелькин с Лопатиным. Многие из своих стихов Капа пел.
Дима слышит свои стихи. Бумаги ему мало. Ему для презентации другим своих стихов не хватает звучащей в нём музыки. Потребность в том, чтобы звучало именно так. Может сам реализовать, передать. У Капы со временем возникли комплексы: «Слышу, как должно быть, а я так не могу». У обоих – звучащая поэзия.
3
С нетерпением ждала, пока Эмма пришлёт мне презентацию. Работа меня восхитила. Про себя отметила: «“Русские поэты Беларуси”: какой я русский поэт…», – не сразу сообразив высказать мысль вслух.
Идентифицируя себя как русскую, Эмма всех участников нашей кампании, автоматически отнесла к русским. Завязалась недолгая дискуссия. Практически сразу пришли к консенсусу: «Русская поэзия Беларуси». Я сторонник того, чтобы нас, независимо от того, что мы пишем, называли русскоязычными белорусскими, и авторов подбирала независимо от национальной, классовой, клановой или муниципальной принадлежности – по качеству материала. Тем не менее, подборка получилась, мягко говоря, в некоторой степени еврейской. Таковы наши гении и таланты, близкие к гениальности!
Что касается идентификации, в 16 лет я могла назвать себя русской, и, возможно, всё пошло бы иначе, но если на тот момент 14 из прожитых лет я всего один раз ненадолго выезжала в Россию, то какая я – русская?! Мама не настаивала. Сказала, что если в России придётся поступать в вуз, буду сдавать экзамены на русском (родном) и однозначно пройду как нацменка. Я впервые задумалась над этим словом, но всё равно долго не соглашалась отнести себя и украинцев к нацменам – в России.
Заявляю Эмме, что если меня когда-нибудь причислят к русским поэтам, сочту за честь, но, наверное, я скорее отнесла бы себя к Гражданам Мира. Мой родной язык – русский. Я не отказываюсь от русской культуры. Равно как и от мировой. Я не ратую за главенство и единовластие белорусского языка в моей стране, поскольку в противном случае мне останется разве что застрелиться… При всей любви к белорусскому языку.
Мне нравится определение, предложенное Международной гильдией писателей: авторы, пишущие на русском языке в любой части света. Иными словами, русская литература – и баста!
Областные центры Витебск, Гомель, Могилёв и имеющие к ним отношение вышеназванные поэты, в принципе, – насколько белорусские?
Эдуард Медведский считает себя литвином. Предок его супруги, поэта Надежды Полубинской, состоял в переписке с Иваном Грозным (есть свидетельство)…
Виктор Шкляревский – он чей? И Дмитрий Ковалёв, сын которого обвинил нас в национализме, когда мы назвали русскоязычного поэта, москвича, белорусским?
Никогда не причислю Гражданина Мира Адама Мицкевича к националистам: он вырос на польской культуре, а родину называл, в том числе, «Литвою». Игнацы Домейко метался между тремя матерями: Польшей, Литвой (читай: Белоруссией) и Чили. Кафка: он – чей?
Юрий Фатнев писал, что проснулся однажды – а Родины нет (после развала СССР).
Предпочитаю оставаться пишущим на русском языке автором в суверенной Беларуси.
Проведя презентацию «Русская поэзия Беларуси», мы обогатили не только детей, но и себя.
Покидая стены школы, я увидела в вестибюле детей, смотревших фрагмент только что проведённого нами урока… Спасибо администрации школы, лично Лидии Ивановне Бегининой и её шестиклассникам!