Александр Василенко – писатель, член Международной гильдии писателей. Живет в Германии.
Лада Баумгартен: Александр, ваш родной город Аша Челябинской области – довольно необычно воспринимается на слух – откуда такое название?
Александр Василенко: Для Южного Урала название вполне обычное. Множество уральских топонимов тюркоязычны, а некоторые топонимы до сих пор непонятно каким народом названы. Уй, Ай, Ук, Сим, Куса, Зюзельга, Маньелга – это не восклицания и не слова заклинания, а названия рек. В 1898 году на Самаро-Златоустовской железной дороге появилась станция Аша-Балашово. Первая часть названия произошла от речушки, которую мы в детстве называли Ашинкой, ну никак она на Ашу не тянула. И тут имеется странность. Дело в том, что поселок находился на берегу реки Сим (городок с таким названием уже существовал), и лишь значительно позднее он разросся и дотянулся до речки Аша. Вторая же часть названия – это фамилия заводчика Балашова. В начальной школе учительница так объясняла нам название города: «Шли башкиры через перевалы, остановились у реки и сказали: Ашать будем! Т.е. кушать. Отсюда, мол, и название». Современные же краеведы имеют две версии. По одной – название произошло от слова аш – переваливать, переходить. Т.е. река, пробивающаяся через горы. По другой версии, это измененное слово асс (название племени башкиров, проживавших в древности в этих местах). Кстати, в Баварии тоже есть своя Аша, небольшой поселок приблизительно в ста километрах от моего теперешнего местожительства.
Лада Баумгартен: Чем примечательны эти места – есть ли у города своя история, или он сравнительно молод и еще не успел обзавестись легендарной летописью?
Александр Василенко: Как я уже говорил, станция Аша-Балашово и поселок при ней появились в 1898 году. Братья Николай и Иван Балашовы, владельцы заводов Симского горного округа, решили здесь построить железоделательный завод. Чего же ради? Начнем с того, что в XVIII веке Урал стал основным производителем металла в Российской империи. В 1744 году Берг-коллегия и Оренбургский губернатор И. И. Неплюев разработали совместное решение по строительству горных заводов на Южном Урале. Разрешалось покупать у башкир и других владельцев рудные месторождения, леса, земельные угодья для строительства заводов. Лидерами в строительстве заводов выступили симбирские купцы братья Иван и Яков Твёрдышевы, а также их компаньон (и зять одного из них) И. С. Мясников. В 1744–1773 годах они стали обладателями крупнейшего комплекса из 11 заводов с восемью тысячами душ крепостных, сотнями рудников и более одного миллиона десятин земли. Владения этих олигархов того времени превышали размерами некоторые европейские государства. Они были чуток меньше владений более широко известного Демидова. Подорвало их могущество восстание Пугачева. Все заводы в той или иной степени были разрушены. Из 11 заводов 9 были сожжены. Главная роль в уничтожении Южно-Уральской промышленности безусловно принадлежит герою башкирского народа Салавату Юлаеву.
Восстание Пугачева было подавлено и, получив ссуду от правительства, компаньоны начали заводы восстанавливать, но дела «империи» все равно пошли на спад, и в 1780-ые годы она была разделена между наследниками. И вот внучка Мясникова, Елена Петровна Бекетова, вышла замуж за Александра Дмитриевича Балашова, а в приданое ей была дана так называемая Симско-Миньярская горнозаводская «дача» (т.е. два завода). А внуками Александра Дмитриевича как раз и являлись Николай и Иван, основатели нашего города.
Получение чугуна в то время сильно зависело от наличия древесного угля. Вырубив леса в окрестностях старых заводов (Сима и Миньяра), Балашовы решили построить новый, который поначалу и назывался Аша-Балашовский завод. Раньше по Южному Уралу многие рабочие поселки так и назывались – завод. Помню, как под диктовку матери писал письма ее тетке, а на конверте выводил адрес: завод Тирлянский. И ничего, письма доходили. Городом Аша стала в 1933 г. После гражданской войны станцию Аша-Балашово переименовали в Вавилово, в честь одного из большевиков, а у завода (поселка) отобрали вторую часть имени. В народе родилась частушка:
Станция Вавилово,
Улица Грабилово.
Пять минут постой,
Будет карман пустой.
В 1960 году и станцию переименовали в Аша, а город стал центром района, потеснив более старые и заслуженные города: Сим и Миньяр.
Конечно, через нашу местность не проходили слоны Ганнибала, не проносились конники Бату-хана, однако великие события, потрясшие Европу, ощущались и в нашей богом забытой глубинке. Ну, во-первых, восстание Пугачева, хорошо описанное А.С. Пушкиным, потом первая мировая война. Мать помнила, как по деревням бродили австрийские пленные, нанимаясь на любую работу. Например, разделать свинью, накрутить колбасок. Некоторым австрийцам удавалось устроиться на завод и позднее принять участие в революционном движении. А уж гражданская война полыхнула здесь в полной мере. В районе Аша-Балашовского и Миньярского заводов действовало более 400 партизан, и к приходу Красной армии они так же активно участвовали в сражениях против колчаковцев. Великая Отечественная Война или если хотите, Вторая мировая, оставила глубокий след не только в судьбах жителей города, но и моей семьи. Погиб один из моих двоюродных братьев, погиб дядя по отцу, да и сам отец пришел искалеченный.
Кто же такие и откуда произошли жители моего родного городка? Основу населения всех горнозаводских городков составляли купленные крестьяне из Симбирской, Казанской, Архангельской, Нижегородской, Воронежской и Оренбургской губерний. Так еще И. Б. Твердышев купил и перевел на Южный Урал до 25 тысяч крестьян. Мои же деды и бабушки – это крестьяне-переселенцы из Харьковской губернии на земли Уфимской губернии во времена Столыпинской реформы. И только мои родители перед войной сбежали в город Аша.
Лада Баумгартен: Ну надо же, как интересно! И правда, не разговорись мы с вами, ни я, ни кто-либо другой так и не имел бы понятия о такой истории, а ведь она заслуживает того, чтобы народ о ней знал. А чем еще славен ваш край? Может быть, природой, разнообразием животного мира? Пока собирала информацию для нашего с вами интервью, попалась информация о том, что в пещере около города Аша впервые на Урале был найден зуб дикобраза, примерный возраст которого оценили в 120 тысяч лет. Ого-го! А я сразу вспомнила ваши истории про необычных животных – правда, они из жанра фантастики – но мне, как человеку с образным мышлением, сразу почудилась некая связь между древним дикобразом и вашими персонажами.
Александр Василенко: Нет, животный мир ашинского района относительно беден. Всего 40 видов млекопитающих, 5 видов пресмыкающихся и 15 видов рыб. Причем два вида акклиматизированных: американская норка и енотовидная собака. Да и не мудрено, климат у нас довольно-таки суровый. Осенние заморозки начинаются в первой половине сентября, весенние заморозки прекращаются в конце третьей декады мая. Т.е. лето сравнительно прохладное и короткое. Высота снежного покрова в отдельные годы превышала полтора метра. Это та самая страна «вечнозеленых» помидор. Только очень приспособленные к этому климату животные могут тут выжить. Не зря же из трех змей, обитающих в районе, – две живородящие. Одна из них – медянка, считалась среди мальчишек ужасно ядовитой змеей, и мы, встретив ее, убивали. Мне до сих пор стыдно за то, что я так относился к этому безобидному созданию. Его же надо было охранять, оберегать, внести в красную книгу. А мы…
На протяжении геологических эпох Урал оказывался в самых разнообразных широтах, поэтому в окаменелостях краеведы находят зубы акулы, зубы пещерных медведей, бивни мамонтов и тому подобное. Правда, не всё сносят в краеведческие музеи…
Мои же персонажи – это существа не из прошлого. Они – наше вероятное будущее. Сейчас человечество является не только причиной исчезновения многих видов животных, но и фактором, ускоряющим изменение планетарной фауны. Люди переселяют одних животных на другие континенты, другие же, будучи первоначально одомашнены, – дичают, третьи меняются под влиянием антропогенного фактора. Где-то лиса, потеряв всякий страх, нагло ворует у рыбаков их улов, чайка выхватывает у человека из рук мороженое. Люди пытаются приручить всё более и более экзотичные виды. А еще ведь существует генная инженерия. И вот: кто-то выкинул в речку крокодила, у кого-то сбежала змея… На одном из сайтов рассказывалось про ящерицу гаттерию, которая может дожить до 200 лет. И в комментариях один из любителей всего необычного поинтересовался: где ему взять такую ящерицу. Вот на что сдалась ему такая игрушка, которая переживет его и его потомков?
Лада Баумгартен: А еще у вас там есть горы, и не маленькие, верно? Я сама живу в горах и знаю… как там поется у Высоцкого: «Лучше гор могут быть только горы!» Читала, что в составе Ашинского пещерного комплекса найден настоящий подземный город каменного века, то есть целое нетронутое поселение древних людей. Знаете ли вы что об этом?
Александр Василенко: Более тысячи лет карты Птолемея служили всем образованным людям западного мира авторитетным сводом сведений по космографии и географии. И на карте мира расположил он в верховьях реки Танаис, строго к северу от Понта Эвксинского (Черного моря), почти на северном краю Земли, загадочные Рифейские горы. Взял он их из Геродотовой «Истории», в которой тот пересказал поэму некоего Аристея. Некогда предполагалось, что Рифейские горы – это и есть Урал. «Где-то меж Европой и Азией лежат таинственные Рифейские горы. Южными отрогами они упираются в Золотоордынскую степь, северными вершинами уходят в туманную Гиперборею. Горы эти невысоки, но загадок в себе таят премного», начинает свой фантастический роман Ольга Славникова. А действительно, что же это такое Уральские горы?
Ученые предполагают, что в конце протерозоя на территории современного Урала существовал обширный океан. После длительного морского периода в начале девона началось постепенное отступление Уральского палеоокеана. И тут две литосферные плиты двинулись навстречу друг другу, столкнулись, и на Урале возникли гигантские горы, аналогичные Гималаям. Одни миллионы лет сменяли другие, континенты то сдвигались, то расползались, горы то разрушались под действием воды и ветра, то вновь росли, и в результате сейчас мы имеем старые, невысокие горные гряды, которые простираются от берегов Северного Ледовитого океана на севере до полупустынных районов Казахстана на юге: на протяжении более 2500 км они разделяют Восточно-Европейскую и Западно-Сибирскую равнины. В результате такой сложной и переменчивой судьбы в горах образовались как месторождения минералов, полученные в результате горообразования, так и множество осадочных пород: известняки и доломиты – наследие океанического прошлого. Просачивающаяся вода растворяет и размывает эти осадочные породы, образуя пещеры и карстовые воронки.
Действительно, вокруг Аши много пещер, точная численность их неизвестна, так как постоянно открываются новые. Например, на Шалашовско-Миньярском плате, где у нас был покос, масса карстовых колодцев, шахт, провалов и воронок. В последнее время спелеологами открыты 10 крупных подземных полостей. Мы в детстве боялись этих воронок. Заросшие будыльником и крапивой, они выглядели как вход в царство мертвых. Неподалеку от шалаша, в одной из воронок мы прятали косы и грабли. В другом месте нашего покоса, пробившись сквозь крапиву и кусты, я, зажав в руке закопченный эмалированный чайник, спускался в один из таких провалов вытянутой формы, где с одного конца провала вытекал ручеек и скрывался под землей в другом конце провала. Набрав воды, пулей выскакивал и бежал к шалашу. Покос был очень далеко от дома для восьмилетнего ребенка, когда мать и брат стали брать меня с собой. Это было 10 километров, 4 из которых в гору. Шли пешком, вброд переходили реку, затем продолжали путь по изрытой водой горной дороге до уже тогда исчезающей деревушки Ново-Шалашово, а потом еще пару километров до нашей делянки. А неподалеку от дома я знал местонахождение трех пещер. Они были небольшие, в самую близкую надо было проползти ужом метра два до небольшого зала, посидеть там, показав свою храбрость перед товарищами, и с радостью выбраться на белый свет. В походы в то время я не ходил. Мое детство и юность протекали на неблагополучной городской окраине. И моя мать, оставшаяся вдовой с двумя детьми, всегда находила более полезное дело для нас, чем «шляться» по турпоходам. «Городские» же дети, конечно, посещали пещеры. Наиболее «истоптанной», наверное, является Сухоатинская пещера. Она практически пронизывает всю гору, правда, говорят, в ней грязно и холодно. В Козьей пещере находили кости и следы костра древнего человека. А самая известная в окрестностях – это Игнатьевская пещера, которая находится, хоть и неподалеку, но уже в другом районе. Внушительный вход в пещеру открывается в скальном обнажении на высоте 11 м над урезом воды реки Сим. Подняться к ней можно по установленной тут металлической лестнице. Но нынче дальше Входного грота уже не попасть. В 2018 году Игнатьевскую пещеру закрыли для туристов. Это связано с негативным воздействием на уникальный исторический памятник от посетителей. В 1980 году археологи обнаружили в пещере рисунки времен палеолита. На стенах изображены фигуры животных (мамонты, лошади, бык, носорог), людей, знаки и неопределенные изобразительные мотивы. Фигуры животных в Большом зале выполнены в силуэтной манере, а в Дальнем зале – в контурной, там они более натуралистичны. По богатству пещерной живописи на Урале она может сравниться только с Каповой пещерой на реке Белой, а также она стоит в одном ряду с известными европейскими пещерами с древними рисунками. Ученые провели в пещере и археологические раскопки. Обнаружили кости, угли, орудия труда и украшения. Предположительно, что люди жили здесь 10-14 тысяч лет назад. Судя по костям, охотились они на лошадей, северных оленей, сайгаков, бизонов и других млекопитающих, характерных для ледникового периода. Попадаются так же кости пещерного медведя и шерстистого носорога. Во входном гроте нашли орудия бронзового века. Жаль, что практически сразу после армии я уехал в Казахстан, и мои любимые горы так и остались для меня неисследованной тайной.
Лада Баумгартен: Александр, я знаю, что, скажем так, став уже совсем взрослым и самостоятельным, вы работали в исследовательской технологической лаборатории, а что вы исследовали?
Александр Василенко: После школы я пытался поступить в Уфимский авиационный институт на самый престижный факультет, но не добрал баллов и меня тут же забрали в армию. Вернувшись, я уже не ставил себе высокие планки. Проработал на Ашинском металлургическом заводе до августа, уволился и уехал к сестре в Казахстан на казахстанскую Магнитку. В городе Темиртау я поступил в местный институт, который закончил с красным дипломом и распределился на металлургический комбинат. Вначале работал в конвертерном цехе ковшевым, а потом начальник конвертерной лаборатории предложил перейти к нему инженером. Так я попал в науку.
Это только в старой фантастике гениальный ученый в одиночку делает умопомрачительный прорыв в науке. На самом деле наука представляет собой сложную самоорганизующуюся систему. В металлургии – это сложный комплекс различных лабораторий, где каждый делает свое, может быть, и небольшое, но необходимое дело, которое в конечном итоге ведет к получению каких-то весомых успехов. Промышленность – это сугубо прозаическое дело. Народному хозяйству нужна была дешевая, но отличного качества продукция. Для нас, металлургов, это значило, что мы должны разработать экономичные процессы с помощью которых получить определенные марки стали. В упрощенном виде: в Москве находился ЦНИИЧМ – центральный научно-исследовательский институт черных металлов. Получив, скажем, задание от министерства разработать новую марку стали, они выплавляли в тигельке слиточек в миниатюрном размере и, если он отвечал требуемым параметрам, то представители института летели к нам.
«Ребята, вот такую сталь надо получить в промышленном масштабе, прокатать на ваших станах, покрыть тем-то и тем-то и тогда всем будет счастье. Министр получит героя труда, начальники получат премии и похвалу, ну и вам, может быть, отцепят по червонцу». (Шучу.) В маленьком слитке свойства получены, но нам-то нужна лента шириной более метра и длиной, может быть, в километр. Какие будут у нее свойства? На первых порах наша лаборатория выплавки обязана получить металл с определенным химсоставом. Рассчитываем количество присадок для 350-тонного объема металла с температурой 1600-1630 градусов. У нас уже наработаны таблицы приблизительных угаров, но ведь никто не знает, каковы будут они в новом соотношении.
Первая плавка – самая бьющая по нервам. Выпустили, добавили присадки, понесли в аналитическую лабораторию пробу. Ура! Попали! Передаем контроль лаборатории разливки. Та – лаборатории прокатки. И вот оттуда несут пробы и говорят: «Ребята и девчата, ваша сталь никуда не годится, в ней много неметаллических включений, и лента при прокатке порвалась по местам сварки. Вся плавка ушла в брак! 350 тонн металла!» Хватаемся за головы. Коллеги из лаборатории разливки, конечно, отложили один слиток, и рабочие резчики уже вырезают из него пробы во всех мыслимых и немыслимых местах. Металловеды шлифуют и изучают эти пробы под микроскопом, делают снимки. Как распределились неметаллические включения, и почему именно так.
Начальники лабораторий собираются у начальника ЦЗЛ и решают примерно так: температура стали на выпуске не более 1620 градусов, химсостав не хуже таких-то параметров, изменить закупорку тела слитка. Последнее требует определенных затрат: установить тельфер и отлить чугунные крышки для закупорки. Пока что будем закупоривать по-прежнему. А на следующий день уже целых две опытных плавки, мы делимся на смены, потому что без нас их никто делать не собирается. И вот мы снова в цеху и доказываем мастеру, что нельзя превышать температуру, что нельзя передувать металл, а потом «глушить» металл алюминием и т.д. и т.п. Проще обстояло дело с внедрением какой-либо технологии выплавки до получения полупродукта, т.е. продувки. Здесь дело касалось только нас и цеховиков. К примеру, замену четырехсопловой фурмы на пятисопловую, вдувание пылевидной извести в струе кислорода, присадка частично доломита вместо извести и прочее. Ну и кроме того, что по каждой работе надо было написать отчет или заключение, требовались статьи в научно-промышленные журналы. Подавались рацпредложения, заявки на авторские изобретения, куда обязательно включался начальник цеха, директор завода.
Лада Баумгартен: А как вы стали писателем?
Александр Василенко: Начнем с того, что мы, ЦЗЛ-вские ребята, практически поголовно любили фантастику. Летом чаще всего с работы шли пешком, заходили по дороге в книжный магазин, если случалось, покупали книжки любых авторов, пишущих фантастику. Делились впечатлениями, обменивались прочитанным. Выписывали журнал «Уральский следопыт», там много по теме печатали. И уже здесь однажды десятилетний сын нашел в магазине красного креста книжку Wie man einen verdammt guten Roman schreibt. И мы с ним загорелись идеей написать фантастический роман. Расписали по главам, нарисовали план космической станции, план города крыс. И начали. Он написал одну главу и ему надоело. Остальное все дописал я. Однажды я узнал, что начал выходить журнал «Родная речь». Мы послали туда, и нам ответила Ольга Бешенковская, что повесть неплохая, но слишком большая для журнала. Через какое-то время я узнал, что появилась литературная организация и журнал Александра Барсукова. Он напечатал нам нашу повесть «Веста-два» в виде книжечки.
Фантастические истории про курочку Рябу появились на свет так же, как большинство современных литературных сказок. Однажды папа решил рассказать что-нибудь детям на сон грядущий. Потом еще раз. Потом еще… Вместо одной старой как мир сказки получилось целых восемь. Как-то уже подросшие дети спросили папу: «А помнишь свою „Курочку Рябу“?» Он не помнил. Тогда дети сами пересказали папе его же сказки и попросили их записать. Обдумывал я их на работе, благо она была монотонной и совсем не загружала голову. И тут с подачи Барсукова позвонил Владимир Авцен и предложил разместить у него мои сказки. Оказалось, что можно где-то напечататься, Авцен скрупулезно редактировал мои, тогда еще не особо причесанные, творения, так что потом за них уже не было стыдно. Кроме сказок, я начал писать и рассказы, которые появлялись в «Эдите». Так все и завертелось.
Лада Баумгартен: Ваш любимый жанр, в котором вы творите? Это – научная фантастика, фэнтези, ужасы, магический реализм или что-то другое?
Александр Василенко: Открываем какую-нибудь интернетовскую библиотеку. Жанр фантастика. Находим требуемый раздел, что видим?
Альтернативная история,
Боевая фантастика,
Героическая фантастика,
Детективная фантастика,
Детская фантастика,
Ироническая фантастика,
Киберпанк,
Космическая фантастика,
Космоопера,
Любовная фантастика,
Научная фантастика,
Попаданцы,
Постапокалипсис,
Сказочная фантастика,
Стимпанк,
Городское фэнтези,
Готический роман,
Историческое фэнтези,
Ироническое фэнтези,
Мистика,
Ужасы,
Эпическое фэнтези,
Технофэнтези.
Мне так кажется, или это действительно так, что классификацией занимаются те, кто не пишут литературных текстов. Литературоведы. Обычные писатели особо не заморачиваются к какому типу их произведение будет принадлежать. Для связки читатель-писатель важнее, чтобы было интересно. Я стараюсь придерживаться так называемой твердой фантастики, а если взять приведенную выше классификацию, то мои произведения – это космическая фантастика, научная фантастика, детская фантастика и сказочная фантастика. За написание фэнтези я еще не брался, потому что для написания фэнтези надо отлично знать историю средневековья. Причем глубже, чем нужно автору, пишущему исторические романы. Иначе текст поползет вкривь и вкось. А так как помимо прочих, фантастику и фэнтези читают особые люди, так называемые «фаны», а они – товарищи очень дотошные, то нужно делать как можно меньше ляпсусов, а чтобы сделать здесь что-то оригинальное, нужно очень любить свой жанр и прочитать весь основной его корпус. А это сотни и сотни томов. У любителей фантастики и фэнтези еще с давних времен были образованы в крупных городах КЛФ (клубы любителей фантастики), со времен перестройки (а может, и раньше) регулярно проводятся конвенты, которые влились составной частью в европейские и мировые конвенты. Есть своя социальная сеть: «Лаборатория фантастики», насчитывающая более ста тысяч членов. Постоянно идут обсуждения новинок, пишутся обзоры и аннотации, проводится конкурс. Регионально организуются встречи.
Лада Баумгартен: Так, а откуда все-таки вы черпаете сюжеты, ведь не из воздуха же?
Александр Василенко: Жорж Польти (1895) утверждал, что все драматические произведения основываются на какой-либо из тридцати шести сюжетных коллизий. До сих пор никто не смог его опровергнуть. Обычно используют значительно меньше.
Как пишущий фантастику, я могу сконструировать любой сюжет или взять так называемый «бродячий сюжет». Главное, о чем я хочу поговорить с читателем. О правде и лжи, о верности и предательстве, о силе и бессилии, о ханжестве, о подлости, о гордыне, о глупости…
О чем писать? О том, что вонзилось в сердце занозой и болит. Мы знаем из истории, что люди всегда с презрением относились к любым цивилизациям, если их величие не сопровождалось агрессивностью и жестокостью. Оставим это историкам. А вот Роберт Шекли однажды написал: «Неужели всякая земная тварь обязана служить одному единственному виду, иначе её сотрут с лица Земли?» Мы – люди, самые разумные существа на земле, мы создали цивилизацию. Жизнь любого создания нашего вида много ценнее жизни любого другого существа на земле. Мы уже разобрались с тем, что человек другой расы – это точно такой же человек, и с ним должно поступать так же, как и с ближайшим родственником. И всё. За пределы этого мы не выходим. А вот самый большой мозг у китов. Достигает девяти килограммов. Говорят, что они поют песни, помогают друг другу, а может быть, даже и переговариваются друг с другом. Насколько они животные, насколько они разумные существа? И хорошо ли это, когда люди убивают их для пищи?
Вот так у меня и родилась повесть «Нейтральная зона». Где-то существует цивилизация, слабая, неагрессивная. И из внутренних органов этих существ получается лекарство, продляющее жизнь людям. Нет, конечно, нашлись силы, которые запретили охоту на этих несчастных созданий, но… Однажды я увидел иллюстрацию, где в пасмурный день куда-то бредет несчастная фея. Картинка эта забылась, но как-то перед моим воображением возник некий клип: Пустынную платформу некоего полустанка меряет шагами странная девушка. У нее прямая челка до самых глаз и осторожная, даже неуверенная, походка, словно она наступает на скользкие камни ручья. Кто она? Человек ли? А может быть, сырье для лекарства? Из этой картинки я и стал лепить замысел произведения. О жестокости, о высокомерии, о подлости и легковерии…
Лада Баумгартен: Насколько я знаю, истоки фантастики до́лжно, прежде всего, искать в сказке. Наверное, в детстве вы любили сказочное чтиво? Кто ваши любимые писатели тогда, в юные годы, и сейчас?
Александр Василенко: Во-первых, фантастика – это просто литературный прием. Во-вторых, научная фантастика – это не просто причудливые миры, загадочные цивилизации и головокружительные приключения. Это особая система взглядов на окружающий мир. Правда, прикидывающаяся вымыслом. Магический кристалл, через который рассматривается жизнь современного общества. Ну и разве вся литература не выросла из мифов, легенд и сказок? То, что мы сейчас рассказываем детям и внукам перед сном, – это либо авторские, либо народные, но обкатанные, обработанные, «улучшенные» сказки. То же, что записывали лингвисты, – это же страшные истории, если вдуматься. Вспомните сказку «Морозко», где дед отвозит свою дочь в лес, лишь потому, что она не нравится мачехе. (Ау! Где соседи, где участковый?) Или сказку «Гензель и Гретель», где родители заводят детей в лес и бросают. И только в сказке дед Мороз пожалел девушку, дети нашли дорогу домой (Дети! Убив! людоедку), Красную Шапочку недопережёванную вынули из живота егеря (лесорубы), все три поросенка спаслись. А в легенде наш добрый дедушка Мороз – это злой дух Зимнего холода, а Снегурочка – это душа замерзшей девочки, которую отвезли в лес на смерть то ли из-за того, что банально есть было нечего, то ли как жертву жестокому зимнему богу. Поэтому я не нахожу истоков фантастики в сказке, легенде. Да, фэнтези, по крайней мере, герои ее, вышли из кельтских сказок. А добрая старая фантастика, скажем Жюля Верна, – это занятное повествование о том, как новейшие «ништяки» прогресса ломают (или улучшают) устоявшуюся жизнь добропорядочных буржуа.
А сказки – да, читать я любил. Научился читать рано, и мама записала меня в библиотеку еще до школы. Прежде чем сдать три библиотечные книжки (больше не разрешалось брать), я перечитывал их, наверное, по три раза. Любимыми писателями детства были: Н. Носов («Приключения Незнайки»), Л. Лагин («Старик Хоттабыч»), А. Некрасов («Приключения капитана Врунгеля»), А. Волков («Волшебник изумрудного города»).
Кто же мои любимые писатели сейчас? Уже ушедшие от нас: Станислав Лем, Братья Стругацкие, Кир Булычев, Роберт Шекли, Клиффорд Саймак, Терри Пратчетт. Из современных: Мария Галина, Ольга Славникова, Сергей Лукьяненко, Виктор Пелевин, Евгений Лукин, Мария и Сергей Дяченко.
Лада Баумгартен: Хочу спросить, а преследуете ли вы какую-то особую цель своими произведениями – что-то сказать, о чем-то рассказать? Ведь у вас не просто развлекательная проза, она наводит на определенные размышления.
Александр Василенко: В сказках помимо чисто развлекательного контекста всегда стараюсь донести основы нравственных ценностей. В рассказах и повестях пытаюсь отследить и проанализировать сегодняшние тенденции и представить, что может произойти в далёком и не столь далёком будущем. Мы же знаем, что постоянное откладывание решения проблем на потом современным обществом чревато деструктивными последствиями. Но общество откладывает в надежде на то, что «дети вырастут – разберутся». И возникает предчувствие катастрофы. Кажется, еще Рэй Брэдбери сказал про фантастов: «Мы не предсказываем, мы предупреждаем». Получится это у нас или нет – лично я не узнаю. А хотелось бы, чтобы получилось, иначе наше глобальное общество будет долго и мучительно сползать в очередную могилу на кладбище цивилизаций.
Лада Баумгартен: Знаете, мне импонирует литература первой половины XX века. Ключевой фигурой которой тогда считался Герберт Уэллс, его книги «Машина Времени», «Война миров», «Когда Спящий проснётся», «Человек-невидимка» послужили основой для множества подражаний. Фантастика в этот период стремилась «предсказать», предвосхитить развитие науки и техники, в особенности исследования космоса. Действие книг помещалось в будущее, а герои имели дело с новейшими открытиями, изобретениями, неизведанными явлениями. А вот в последнее время фантастика, как мне кажется, все более коммерциализируется и спросом по преимуществу пользуется подростковая и развлекательная проза. Или я не права?
Александр Василенко: Как раз в это время, о котором вы говорите, фантастика (именно фантастика) оформилась и разделилась. На ту, которая стремилась предсказать развитие науки и техники, рассказать о пресловутом «Лунном тракторе» – это направление Жюля Верна. А вот направление Герберта Уэллса, напротив, это не винтики-гаечки, это как раз про людей, про общественные отношения, про социум. Его оригинальные идеи были не самоцелью, а, скорее, техническим приёмом, имевшим целью ярче высветить главную, социально-критическую, сторону его произведений. Так, в «Машине времени» он предостерегает, что продолжение непримиримой классовой борьбы может привести к полной деградации общества.
Однако фантастика «ближнего прицела» произвела на мальчишек моего поколения, я думаю, положительное воздействие. Несмотря на, несомненно, низкие ее литературные качества. Помню, как поразила меня книга Юрия Долгушина ГЧ «Генератор чудес». Оказывается, и для простого пацана из маргинального района есть путь не только на завод или в тюрьму. Ну и фантастика всегда пользовалась спросом у подростков. Вот написал всегда и задумался. Пришли ведь другие времена. Никакого подростка, даже ребенка, никаким гаджетом не удивишь. Вот уже у моих внуков есть планшеты, где написано: для детей от 3-х лет. В свое время способностей этих миникомпьютеров хватило бы, чтобы ракету на орбиту вывести. На сайте «Лаборатория фантастики» провели опрос: «Поколения фантлабовцев». Выяснилось, что только 1,3% членов FL от 2000 года рождения и моложе. Коммерциализируется ли фантастика? А что в нынешние времена не коммерциализируется? Чтобы достойно кормить семью и не чувствовать себя зависимым от каждого дурака, нужно писать, как минимум, три полноценные книги в год. Год так работать можно, два, но далее не выдержит ни нервная система, ни тело. А наивысшим спросом всё же пользуются детективы. Незамысловатые, зачастую просто примитивные, те, что можно написать за два месяца. Да и тиражи у детективов побольше. Сейчас даже у попавших в редакционную обойму, но недостаточно раскрученных, писателей-фантастов тиражи не превышают 3000. А журналы уже давно никому гонорары не платят.
Лада Баумгартен: Александр, а есть ли у вас публикации, книги, кроме тех, о которых вы говорили выше, – где можно интересующимся познакомиться с вашим творчеством?
Александр Василенко: Публикация – это больной вопрос для большинства авторов. Особенно тяжело начинающему, неизвестному автору. Обычно в журналах есть круг друзей и единомышленников редактора, издателя. И очень редко они пускают посторонних в свой узкий круг. Мне повезло с Александром Барсуковым и Владимиром Авценым. Фантастику они неохотно, но брали. А вот в журнал «Меридиан», что печатался на севере Германии, было не протолкнуться. Печатали себя и друзей с СНГ. Пробовал посылать на конкурсы в Россию и Украину. Выше второго места не прорывался, а печатали обычно только победителя. Крупные издательства в крупноразмерном формате печатают только романы – не менее 300 страниц. Я же выше повестей не поднялся. Но кое-что все-равно просочилось в печать.
Итак, что имеем.
Германия. Журналы:
Эдита,
Меридиан (все же прорвался),
Контакт.
Всевозможные сборники и альманахи.
В первую очередь:
Библиотека Русского Stil-я,
Созвучье муз,
Семейка,
Летучие слоники,
Легкое дыхание.
В «Семейке» издали журнальный вариант повести «Веста-два», в двух номерах. У Барсукова отдельными книжками изданы: «Веста-два», «Нейтральная зона», «Фантастические приключения курочки Рябы», «Сказки про феечку Беллу», «Die lustigen Abenteuer der Weltraumfahrer Tschu und Gu und Roboters Ku-Li-Ku». В издательстве Stella вышел сборник рассказов «Дракон на щите».
Украина. Ряд рассказов опубликован в журнале «Порог», один рассказ в журнале «Реальность фантастики».
Россия. Санкт-Петербургский журнал «Мост» опубликовал «Сказки про феечку Беллу».
В интернете выставлены некоторые журналы «Эдита» и альманахи «Семейка». Желающие могут поискать. Ну и у меня есть еще экземпляры изданных книг.
А еще я занимаюсь живописью, участвую в местных выставках. Желающие могут увидеть мои работы на сайте a-vassilenko.de.
Лада Баумгартен: И не могу обойти стороной день сегодняшний. Сейчас вы живете в Германии. Как вы оказались в этой стране? Получилось ли найти «свое место под солнцем»?
Александр Василенко: 18 марта 2020 года у меня юбилей. Тридцать лет под дождливым небом Германии. То есть 28 лет я являюсь гражданином Германии и два года – служба в ГСВГ. Как мы оказались здесь… Ответить можно, наверное, как Василий Алибабаевич из «Джентльменов удачи» – «Все побежали, и я побежал». На самом же деле все было сложнее.
Дела, как нам казалось, шли у нас неплохо. Я продвигался по служебной лестнице, сдал кандидатский минимум, был соискателем, делал наброски кандидатской. Жена стала заместителем начальника цеха по технологии на химическом заводе. И тут началась перестройка. Обесценилось все, в том числе и ученая степень. В Казахстане начались развиваться националистические настроения, и все, кто мог, стали искать себе более безопасное место. А тут еще и границы открыли. В 1988 году родители жены съездили в гости к сестрам тестя в ФРГ. Все родственники жены – двоюродные, троюродные и т.д. – начали готовиться к отъезду. В Беловежской Пуще три пьяных мужика после обильного возлияния развалили Союз. И все воинские клятвы, типа защищать правительство до последней капли крови, оказались никому не нужны, так как те, кому мы верили, даже пальцем не шевельнули, чтобы спасти страну.
Вот так вот предали нас, несколько миллионов русскоязычных, которые остались в среднеазиатских республиках, где сразу же начались междоусобные войны. (Слава богу, в Казахстане у власти удержался Назарбаев, иначе тоже была бы война). По автовокзалу в Караганде зимой в калошах и драных халатах ходили и просили милостыню турки-месхетинцы, пережившие кровавый погром в Узбекистане. Российское правительство просто отряхнуло их, как осеннюю грязь с сапог. Решили подать документы на выезд и мы. Как ни странно, получили разрешение за невиданно короткий срок – 4 месяца. Но сначала мы сдали на права, прошли краткосрочные курсы немецкого языка, организованные при институте. Когда ГДР присоединилась к ФРГ, жена сказала, что поезд ушел. (И оказалась права).
А в марте мы выехали в Германию. Продали дом ее родителей, вещи кое-какие распродали, что-то раздарили, но деньги в это время поменять было невозможно, и они у нас просто пропали. Билеты нам дало немецкое посольство бесплатно, также за счет Германии мы отправили багаж. Один ящик размерами 1х1м на две семьи. Из Москвы прилетели мы в Ганновер. Никто нас там не встречал, кроме представителей германских властей. Оттуда в автобусе повезли нас на самый север – на побережье балтийского моря, в первый лагерь – большой многоэтажный отель рядом с городом Киль. Там мы пробыли неделю и получили направление в Баварию.
Конечно, нам хотелось попасть в те земли, где проживали родственники жены, но нас просто поставили перед выбором: бывшее ГДР или Бавария. Еще один лагерь, потом другой. Устроились в малюсеньком городке. Работу по специальности найти было невозможно: металлургия в Германии сдохла, а женщины-химики были вообще не нужны. Окончили языковые курсы, и тут нас ожидал неприятный сюрприз: правительство Германии с целью экономии решило отменить курсы профессиональной переподготовки для иностранцев и русских немцев. В то же самое время в автомобильной промышленности Германии случился кризис. В Западную Германию понаехало тогда не только очень много русских немцев, но и очень много бывших ГДР-вцев, так что даже простую работу стало ох, как непросто найти. Куда мы только не совались! Наконец, я нашел работу в самой никудышней фирме: эта фирма представляла («сдавала в аренду») своих рабочих другим фирмам, если им нужно было на время заполнить какую-то вакансию (пресловутые ляйки). Потом работал в литейке, потом – на фирме, которая выпускала комплектующие для автомобилей, и, наконец, уже в конце своей рабочей карьеры устроился хаусмастером в дом престарелых. Некоторые переводят слово хаусмастер как дворник, другие как завхоз. На самом же деле это рабочий, который один замещает целую контору ЖКХ (жилищно-коммунальное хозяйство), какие были в Советском Союзе. Дети – да, они нормально устроились. Дочь получила профессию картографа, работает в издательстве, воспитывает двух сыновей и одну дочку, в чем ей, кроме мужа, помогают собака Зина и четыре кошки. Сын закончил университет по специальности (если не дословно) переводчик с английского и русского. Работает техническим редактором.
Лада Баумгартен: Находит ли Германия и ее граждане отражение в ваших произведениях?
Александр Василенко: Как ни странно, находят. В последних моих сказках главный герой – мой старший внук Тим, гражданин Германии, родившийся здесь и здесь же живущий. А еще хочется написать ряд сказок, где будут участвовать мои младшие внуки-двойняшки: Пауль и Роми.
Лада Баумгартен: Многие сегодняшние мигранты и переселенцы, кто сегодня у нас печатается, по большей части, вспоминают то светлое время, когда были юны и активны, ностальгируют, часто думая о том, что там и тогда было хорошо, а вот в Германии все совсем не так, как хотелось бы и ожидалось. Как думаете – почему так происходит? Ведь тогда, когда уезжали, то ведь не от хорошей жизни… От чего же такое разочарование и поворот к прошлому, рисуемому теперь радужными красками?
Александр Василенко: Здесь нет никакой странности, ностальгируют все. И мигранты с переселенцами, и бывшие ГДР-вцы, и даже местные. Это свойственно человеку. И не только в Германии. На одном ток-шоу спросили одного дедушку: «Какие годы вы считаете самыми лучшими?» «Сороковые». «Почему же? Ведь было голодно, одеться было не во что, вас могли убить». «Тогда я был молодой, – сказал дедушка, – меня девушки любили!»
Мне, конечно, тоже кажется, что во времена моей молодости и снег был белей, и вода была мокрей. Я тогда еще не прошел все точки бифуркаций, то есть те дорожные камни, на которых обычно написано: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – голову потеряешь, прямо пойдешь – еще какая-то незадача с тобой случится. Можно было строить планы, чего-то добиваться. Как бы там ни было, я не считаю, что прожил свою жизнь зря. У меня хорошие дети, отличные внуки, я заработал пенсию, имею интересные хобби, еще есть немного здоровья. Скажу словами Высоцкого: «…Сколько кануло, сколько сгинуло! Жизнь кидала меня – не докинула».
Лада Баумгартен: Александр, вы, можно сказать, с истоков в нашей МГП. Хотелось бы спросить – как и участника, и наблюдателя за нашей общественной жизнью – Гильдия вчера и сегодня – заметны ли какие изменения в ее работе, проектах? Как думаете – нам уже есть чем похвалиться или нет предела совершенству – и стоит на что-то еще уделить внимание – может быть, нечто пока остается вне поля нашего зрения?
Александр Василенко: Конечно, заметны: МГП превратилась из «кружка по интересам» в солидную организацию. Расширилась география поездок и встреч, расширился круг принимающих участие в конкурсах, да и самих конкурсов стало больше. Поначалу я слышал от конкурсантов из России достаточно нелестных слов о нашей организации, что, мол, и призы дают только своим, и что это чисто коммерческая организация. Было обидно. Я думаю, что это были вздорные мнения. Конечно, любая литературная организация, организованная на территориях, где проживают русскоязычные диаспоры, в первую очередь, задумывалась как поддержка именно местных литераторов. Естественно, литературные мэтры России, ринувшиеся бы на эти конкурсные площадки, всех бы задавили. В России более 140 миллионов населения, а писателей больше, чем общая совокупность русскоязычных в Германии. А дела у писателей России и Украины не лучше, чем у нас. Например, журнал «Урал», где печатали (и, наверное, печатают) только своих, испытывает трудности, он не может даже покрыть расходы на печать и постоянно выпрашивает деньги у властей предержащих. Редакция и авторы не в силах сами заработать на его существование своими талантами и трудами. И многие журналы, которые в 70-е, 80-е считались лимитными, (мы подписку на них разыгрывали как лотерею) почили в бозе. Наша же МГП укрепилась, расширила круг членов внутри и за пределами Германии и нашла правильную концепцию и в творчестве, и в бизнесе.