16 мая в гомельском областном драматическом театре состоялся предпремьерный показ спектакля «Уваскрэсенне Лазара» на белорусском языке, что само по себе – уже событие.
Автор психологической драмы – минчанин Глеб Гончаров, белорусский поэт и прозаик, лауреат международных поэтических конкурсов, дебютировавший в Гомельском драмтеатре в качестве драматурга.
Крёстный отец пьесы – Лауреат Государственной премии БССР (1990 г.), премии «За духовное возрождение» (2005 г.), лауреат специальной премии Президента РБ (2003 г.), Заслуженный деятель искусств РБ, профессор Белорусской Академии искусств Валерий Анисенко.
Органично выписался в ударную группу Андрей Жигур – член секции молодых художников и искусствоведов Белорусского союза художников, широко известный зрителю благодаря неординарной сценографиии, театральным костюмам, равно как видеорядам к знаковым спектаклям Эвальда Флизара, Энда Уолша, Павла Санаева, Андрея Иванова и авторским театральным плакатам к спектаклям из репертуара Национального академического драматического театра им. Я. Коласа.
В тандеме с варягами выступает главный художник Гомельского облдрамтеатра Татьяна Стысина – создатель сценографии и костюмов для десятков спектаклей для театров Беларуси и России.
Диана Юрченко – один из ведущих хореографов современного танца в Беларуси. В вышеназванном спектакле поставленный ею танец помогает воссоздать атмосферу шляхетства, ностальгию по нескончаемым балам и благородным дуэлям, романтике любви и высокородству.
Композитор Тимур Калиновский – гомельчанин, сегодня служащий в Национальном академическом драматическом театре им. М. Горького. Гимн повстанцев звучит в спектакле свидетельством того, что есть ещё порох в пороховницах и что любая из бывших повстанок готова встать, скажем, под знамёна героического капитана роты польских пехотинцев графини Эмилии Плятер.
Вышеназванная театральная звёздная рать собралась исключительно ради не менее звёздной команды, поскольку, в бой, что называется, шли практически одни старики.
Автор этих строк, подуставший от легковесных пьес и жаждавший спектаклей для глубокомысленного зрителя, был несколько обескуражен новой премьерой, поскольку на этот раз планку подняли довольно высоко.
Спектакль получился красивый, серьёзный, значимый, для подготовленного в плане исторического контекста зрителя, и вопросы возникают исключительно к идее и содержанию пьесы, в связи с чем хочется привести более-менее достоверную историческую справку.
Вспыхнувшее в 1863 году польское восстание охватило Беларусь и Литву. Восстание было направлено против русского самодержавия, пережитков феодального строя, против социального неравенства и национального угнетения. Его участники всё ещё мечтали – вплоть до самопожертвования – о восстановлении Речи Посполитой в рамках 1772 года. Ближайшим сподвижником Кастуся Калиновского, одного из вождей левого крыла, стал его однокашник по С. Петербургскому университету Владислав Малаховский.
Виленский генерал-губернатор М.Н. Муравьёв добросовестно подавил восстание. В Вильню к тому времени перевёлся на службу для участия в строительстве железной дороги «С. Петербург – Варшава» офицер царской службы В. Малаховский, летом 1863 года отдавший приказ казнить виленского предводителя Дворянства Домейко – как сказали бы сейчас, коллаборациониста. Неудавшееся покушение на маршалка стало поводом для новых арестов среди сочувствующих инсургентам жителей Северо-Западного края. Прямых улик против Малаховского не было. Более того, у него имелось железное алиби: в день покушения Малаховский был представлен во дворце генералу-губернатору. Однако М.Н. Муравьёв выдал ордер на арест «Малаховского – Корпуса Путей Сообщения поручика» и назначил вознаграждение в 10 тысяч рублей за его поимку, а суд заочно приговорил ушедшего в глубокое подполье патриота к смертной казни.
В начале августа 1863 года подпольный комитет приказал Малаховскому наладить связи с организацией «Земля и Воля», ставившего своей целью подготовку крестьянской революции. Выполнив задание, Малаховский перебрался в Кёнигсберг, чтобы под вымышленным именем заняться закупкой и доставкой оружия для повстанцев К. Калиновского. Долгое время блиставшего на фотографическом поприще Леона Варнерке принимали за русского либо венгерского фотографа, чей гений создал прототип современного фотоаппарата, сенситометр, расходные материалы к фотоаппарату… Не исключено, что Леон Варнерке поднаторел в печатании фальшивых российских банкнот.
Двадцать лет спустя после Январского восстания 1863 – 1864 годов император Александр III издал указ об амнистии повстанцев, и на малую родину мало-помалу начинают съезжаться старые друзья-соратники – из сибирской ссылки ли, эмиграции, – хотя кто-то все эти годы оставался в родных краях, не лишённый имущества и привилегий, но живущий в вечном страхе быть обличённым в былых героических поступках и понести за них суровое наказание, а кто-то успел не просто сменить личину, но и сделать головокружительную карьеру.
Радость встречи несколько омрачает старая привычка таиться даже в собственном доме, а также приезд одного из друзей и его супруги из сибирской ссылки: благородный рыцарь, Пусик служит верой и правдой даме, добровольно разделившей с ним тяготы и невзгоды катаржанина.
Конечно, эта встреча друзей далека от пышных многодневных застолий с фейерверками времён «Пана Тадеуша, или последнего наезда в Литве». Скорее, это тайная вечеря пост-фактум с хлебами в отсутствие отданного на заклание агнца Божьего, т.е. банальные поминки, но друзья с восторгом вспоминают свои ратные подвиги и командира – Кароля Корбут-Крупского, выданного кем-то русским властям и публично казнённого в Вильно наряду с другими патриотами. И в игру включается механизм поиска предателя (по сути – братоубийцы), ведущий поочерёдно к каждому из героев, как оказалось, имевших собственный мотив стать Иудой по отношению к воскрешённому ими же самими братцу-Лазарю. Именно этот авторский ход наводит на мысль о романе Агаты Кристи «Убийство в «Восточном экспрессе», где каждый может оказаться потенциальным или реальным убийцей.
«Для успешной борьбы за счастье других необходимо, чтобы у тебя самого были чисты и душа, и помыслы», – утверждают постановщики спектакля, хотя у автора этих строк после просмотра спектакля возникают несколько иные мысли: понятно, что пьеса лишь спровоцирована возможными реальными событиями, а финал её доведён автором до трагикомического сверх-гротеска, но всё же герои однозначно безжалостно своим создателем развенчаны. Кем же были тутэйшыя – наши исконные предки? Не затем ли воскрешаем мы лазарей, чтобы по воскресении отправлять их на голгофы?
Самая глубокоуважаемая в глазах собравшегося дворянского общества супружеская пара – героиня Светланы Ефимовой и герой Алексея Бычкова. Автор не жалеет контрастных красок для создания образа «декабристки», при этом благодушно оставляет её супруга в неведении относительно, мягко говоря, неблаговидных поступков бывшей патриотки, но в конечном итоге жестоко расправляется с ним, несмотря на нравственную чистоту Пусика и искреннее раскаяние в неудавшейся попытке предательства. Зарубежному читателю можно приоткрыть завесу тайны, поскольку вряд ли кто-то в ближайшее время посетит премьеру в Гомельском театре: эта супружеская чета, исповедавшись поочерёдно (причём, она – в отсутствие мужа), добровольно уходит из жизни. В отличие от Фриды, нашей героине не кладут еженощно на столик носовой платок (вернее, подушку, которой она удушила дочь, поскольку родила её от небезызвестного героя-патриота – Корбут-Крупского).
Герои Юрия Фейгина и Аллы Леная – весьма гармоничная благородная пара, ревностно оберегающая друг от друга от собственных роковых тайн, в принципе, не являющихся для них такими уж тайнами. Её изнасиловал Кароль Корбут-Крупский, догадавшийся о случившемся супруг, не вызывая ничьих подозрений, помогает заключённому в острог герою-патриоту, готовому взамен на собственную свободу выдать соратников, безболезненно отойти к праотцам, подписать официальное медицинское заключение о естественной смерти узника и благополучно скрыться, чтобы в должное время не менее благополучно воскреснуть.
Персонажи Татьяны Змитюро и Юрия Мартиновича, трепетно относящиеся друг к другу и действующие сообща, напротив, знают друг о друге всё и давно всё простили друг другу. Она по прошествии стольких лет не перестаёт считать себя официальной невестой Корбут-Запольского, её законный супруг мимикрирует, беззастенчиво сменив знатную дворянскую фамилию на созвучную русскую.
Перевоплотившийся на время в любящего брата Владислав Карако готов пойти на предательство, чтобы спасти родовое гнездо для потомков и самому не лишиться дворянского титула.
Герой Павла Кордика то и дело берёт на себя партию первой скрипки – персонажа Сергея Лагутенко, более всех, на наш взгляд, походящего на Владислава Малаховского.
Герой Павла Кордика, обеспечивший Кароля фальшивым паспортом и по долгу службы знающий всё про всех, сейчас, казалось бы, выводит всех поочерёдно на чистую воду, хотя сам живёт и работает под вымышленным именем.
Самым крупным прохвостом и необычайно удачливым приспособленцем в пьесе оказывается слуга (Юрий Зайцев): он оттяпал у брата Кароля Корбут-Запольского ровно половину земли, став в итоге богаче собственного мимикрировавшего хозяина, но продолжает нести прежнюю службу – верой и правдой.
Галина Вевер не потерялась на сцене даже в роли служанки, готовой действовать по обстоятельствам.
Круговая порука в спектакле однозначно приводит героев к полному катарсису, хотя не прослезился ни один из героев!
Тайной, покрытой мраком, на наш взгляд, остаётся прошлое боевой подруги Кароля Корбут-Крупского, по совместительству – верной супруги Пусика: насколько она всё же бедна и безродна? С одной стороны, будучи бедной, она обеспечила своего кумира и возлюбленного крупной суммой денег на закупку оружия, с другой стороны – оставаясь наложницей героя-патриота, упрекающего её в бедности и безродстве, относит себя к потомкам Пястов и Радзивиллов.
В заключение хочется поделиться двумя картинками из зрительской жизни в связи с предпремьерным показом спектакля. В зале сидел, притаившись в кресле, словно мышонок, десятилетний ребёнок, время от времени безрезультатно вопрошавший: «Бабушка! Кто это?!» – получивший ответ на вопрос лишь в антракте, а по завершении спектакля, проходя мимоходом по сцене, умудрившийся присесть на краешек резного стула из театрального реквизита.